понимаешь, что это значит?» И я снова ответил «да». И больше ничего. А он продолжает: «Ты понимаешь, что, сознаваясь в этом, ты многое теряешь, но самое главное — ты теряешь возможность спасения своей души?» А знаешь, что я на это ответил? Я ответил: «А что вы хотите, чтобы я по этому поводу сделал?» И все тут. Меня отлучили. Мои родители от меня отказались. Вот так я и оказался в конце концов в «Малибу- Инн». Владелец мотеля из Индии, и его ничто не интересует, кроме того, как я делаю свою работу.
— Жизнь кувырком.
— Ты мне будешь рассказывать! Но это должно было случиться. Я очень многого не знаю, но одно знаю наверняка: те люди говорили не от имени Бога. Они утверждают, что все это от Него, но это не так. Бог вовсе не такой, во всяком случае мой Бог. — Том свернул на парковку у кинотеатра. — А теперь давай про тебя.
— Дело в том, — сказал я, — что я на самом деле не СПД. Я — из Первых. То есть я был Первым. Я из Месадейла.
— Первым? Без шуток? С ума сойти! Ты имеешь в виду вроде как уйму жен и всякое такое?
— Ага. Уйма жен и всякое такое.
Практически каждый скажет вам, что если ваша мать прикончила вашего отца и сидит в тюрьме, то не самая блестящая идея — рассказывать об этом на первом же свидании. Вероятно, именно поэтому я и рассказал обо всем Тому тут же, на парковке у кинотеатра. Когда я закончил, Том произнес:
— Господи, тебе во многом еще придется разбираться! — И добавил: — Вряд ли какой-нибудь фильм может быть интереснее, чем наша жизнь — твоя и моя.
Он оказался прав — фильм никуда не годился: умственно отсталое дитя, отсутствующий отец, горькое воссоединение, примирение… И все — неправда. Где-то посредине я взял Тома за руку. Ощущение было такое, что это рука доброго, умного человека. Я был здорово удивлен, что такая рука, принадлежащая такому человеку, отзывается теплом на пожатие моей клешни, но так оно и было, и мы сидели рядом, а некоторые вещи горчат, если слишком о них задумываться. Когда пошли титры, перед тем как зажегся свет, Том наклонился ко мне и поцеловал.
— Кажется, ты мне нравишься, — сказал он.
И как раз в этот момент я услышал голос Джонни:
— Это тебе не КПК,[94] придурок!
Я обернулся. Через два ряда позади нас в темноте сверкали глаза Джонни. Он сидел один. Его тенниска была вся облеплена попкорном. В зале медленно загорались лампы, высвечивая его дурацкую ухмылку, а он спросил:
— Ты не познакомишь меня с твоим дружком?
~~~
Допуск ограничен: допуск по одобрению Первого Руководящего Совета[95]
Некоторые из жен Бригама разработали систему тайного общения внутри Львиного Дома. Две сестры-жены, а иногда и более передавали друг другу Книгу Мормона, в которой они вели тайную переписку, беседуя на разные темы: о детях, о других сестрах-женах, о домашних делах вроде готовки еды, ведения хозяйства или о сплетнях, услышанных в магазине Бригама. Чаще всего, однако, темой таких бесед был их общий муж — Бригам. В данном файле представлена приблизительная расшифровка тайного диалога двух жен Бригама, записанного знаками вроде стенографических на страницах Книги Алмы.[96] По обсуждаемым здесь событиям мы понимаем, что диалог происходит весной 1868 года, незадолго до женитьбы Бригама на Энн Элизе Уэбб. Из-за искаженного, неестественного почерка, которым записан этот диалог, мы не можем с уверенностью судить, кто именно из жен Бригама написал эти слова.
— Он хочет новую.
— Это был только вопрос времени. А Амелия знает?
— Сомневаюсь. Он ей скажет, когда будет уже слишком поздно.
— Хотелось бы мне взглянуть на ее личико, когда она обнаружит, что у нее новая соперница появилась. Вот и конец неувядаемой красоте.
— А догадываешься, кто эта новая?
— Я плохо знаю девушек Солт-Лейка.
— А актрису помнишь?
— Ну не скажи. Она же себя чуть ли не королевой считает.
— Надеюсь, ей понравится позиция под номером девятнадцать.
— Мне казалось, он уже пробовал эту рыбку выловить, да только она сорвалась с крючка.
— А я слышала, он ей ловушку устроил.
— Она будет полной противоположностью Амелии.
— Это единственное утешение. А он же всегда ее хотел, правда? Даже когда она тут жила, его глаза следовали за ней повсюду.
— Да, он ведь никогда не замечает, что у него глаза чуть ли не на лоб вскакивают.
— Если б у него только глаза так вскакивали.
— Я бы тебя отругала, но не могу — ведь это правда.
— Впрочем, есть и кое-что хорошее в появлении девятнадцатой.
— Что же это?
— Меньше шансов, что он постучится ко мне в дверь.
— В мою он не стучал уже восемь лет.
— Видишь, Бригам правильно говорит: Бог и вправду отвечает на наши молитвы.
В стороне от большой дороги
— Каждое воскресенье? — удивился я.
— Каждое воскресенье, — подтвердил Том. — В десять утра.
— Но в Вегас? В церковь?
— Да что значат каких-то два часа на машине, если это ради того, во что ты веришь? Да и вообще, чем еще мне заняться утром в воскресенье?
— Ну, не знаю. Полежать в постели. Любовью заняться.
— Ты ж понимаешь! — Он потряс меня за плечо, как делают, услышав от тебя хорошую шутку. — Кроме всего, я люблю эту дорогу. Люблю глядеть на эти горы. Начинаешь понимать, что Богу пришлось здорово потрудиться, когда их видишь.
О'кей, значит, мы не так уж подходим друг другу. Я все равно подозревал, что это долго не продлится. Это никогда долго не длится. Но вчерашний вечер и ночь мы провели очень хорошо. Я остался в «Малибу», Том поселил Джонни в соседнем номере, и — ну, мы встали рано, чтобы поехать в церковь.
— Так что, эта церковь, она для мормонов-геев? — спросил я.
— Ну, на самом деле она для всех, но в основном именно они туда приходят.
— Тебе не кажется, что гей-мормон похож на оксюморон?[97]
— А тебе кажется, что я выгляжу как оксюморон?
