— Ты можешь прийти в лес? — мужчина сел и, устроив ее у себя на коленях, стал заплетать косу — аккуратно, ласково. Каждый раз, когда он касался пальцами ее нежной спины, Мирьям вздрагивала от желания.
Девушка кивнула. «Там есть заброшенная изба, — сказал Теодор. «Я буду раньше, разожгу костер».
— Мне надо идти, — Мирьям сжала зубы. «Завтра».
Она поднялась и Теодор, тоже встав, прижал ее к себе: «Ты ведь знаешь, у меня есть жена», — вдруг сказал он.
— Мне все равно, — ответила Мирьям, и, быстро одевшись, вышла. На дворе никого не было.
Она посмотрела на звездное небо, — где-то вдалеке выла собака, — и, набрав в ладони снега из сугроба, окунула туда пылающее лицо.
Ночью она лежала, подняв до пояса рубашку, отвечая на поцелуи мужа, обнимая его, слушая скрип кровати, вспоминая то, что Теодор шептал ей там, на деревянном полу, накрыв ее своим телом. Только когда муж, вымыв руки, вернулся на свою постель, девушка, повернувшись на бок, стала думать о том, что будет завтра.
В следующем месяце она ждала пятен крови на рубашке — но так и не дождалась.
В дверь миквы тихонько постучали, и, Мирьям, поднявшись, заставив себя улыбнуться, впустила первую посетительницу.
Николай Радзивилл потрепал по шелковистой голове охотничью собаку и, поднявшись, распахнул окно кабинета. Внизу, в замковом дворе, скрипел ворот, был слышен звук кайла, разбивающего камень, пахло штукатуркой и краской.
Он улыбнулся в короткую, черную бороду и, повернувшись к архитекторам, что стояли у большого стола, мягко сказал: «После этого чуда, что вы сделали, пан Теодор, я всерьез думаю — может быть, и не отпускать вас в Италию?»
Юноша посмотрел на искусную модель перепланировки города, что стояла перед ним, и чуть покраснел. «Ваша светлость…»
— Шучу, шучу, — Радзивилл разлил по бокалам токайское, и нежно прикоснулся к маленькому куполу глиняного костела. «Я написал Его Святейшеству папе Клименту, он обещал прислать на освящение своего нунция, так что к ноябрю все должно быть готово, слышите, — он подвинул мужчинам бокалы.
Синьор Джованни отпил и твердо сказал: «Будет, ваша светлость. Мы с паном Теодором тут придумали, как ускорить работы».
— Ну и славно, — Радзивилл опустился в кресло и вздохнул. «Скорее всего, православные здесь, в Польше, войдут в унию с нами, католиками, в Бресте как раз сейчас обсуждают это, на соборе. Так что у вас будет много работы, господа — придется строить новые церкви.
— Вообще, — Радзивилл улыбнулся, — пора нам, Польше, идти и дальше на восток, царь Федор, говорят, совсем плох, не встает с постели. Московиты, пан Джованни, кто умнее — давно уже бегут на запад, вот, пан Теодор, например.
— Ну, — сказал юноша задумчиво, — к нам на Москву тоже приезжали итальянцы — соборы строить, Кремль.
— Вот, — магнат наставительно поднял палец, — вы сами ничего сделать не можете.
Федор вспомнил, было, своего учителя, но промолчал.
— Ну, — его светлость взглянул на план, — давайте подумаем, как нам обустроить Ратушную площадь, господа. Вы, пан Теодор, следующим летом уже в Италию двинетесь, но все равно — планы нужно сейчас начинать готовить, чтобы к весне приступить.
В столовой еще не повесили шпалеры — свежая штукатурка должна была просохнуть. В центре большого, овального стола орехового дерева красовались седло оленя, окруженное кровяными колбасками и гусь с яблоками.
— Так, перекусить, — усмехнулся его светлость и велел слуге: «Еще три бутылки того токайского. Или пусть вино пьет пан Джованни, а мы с вами, пан Теодор, попробуем водки?
Радзивилл поковырялся в крепких, белых зубах серебряной вилкой, и добавил: «Что-то вашей прелестной жены, пан Теодор, давно не видно на конных прогулках. Жаль, она хорошо держится в седле, и на нее всегда приятно посмотреть».
— Ну, я думаю, после родов пани Эльжбета опять туда вернется, — встрял итальянец. «У ее светлости княгини Радзивилл семеро детей, а такой азартной наездницы еще поискать».
— Мы пока еще не князи, пан Джованни, — с притворной суровостью ответил магнат, — не награждайте нас чужими титулами. Мы просто Радзивиллы.
— Всему свое время, ваша светлость, — тонко улыбнулся архитектор.
Уже за десертом Радзивилл спросил: «Как там мои жиды? Будет у них синагога к Новому Году? Я все- таки обещал этому раву Горовицу, что вы закончите к празднику».
— И даже раньше закончим, — спокойно ответил Теодор. «Недели через две все будет готово, мы уже крышу начали стелить, сейчас приступим к внутренней отделке. Вернется рав Горовиц, я ему покажу микву — если все верно сделали, то можно будет и ее завершить».
Его светлость внезапно облизал губы, сдерживая усмешку. «Видели вы эту пани Мирьям?
Вот уж кому повезло, так повезло — это я ее мужа имею в виду. Если бы jus primae noctis действительно существовало, вот с кем бы я его осуществил — и много раз, смею вас заверить».
Мужчины расхохотались. Радзивилл встал, и архитекторы тут же поднялись. «Ну, я весьма доволен, — сказал магнат, и бросил кости со стола на пол, — собаке. «Значит, встречаемся на следующей неделе».
— Съездим в субботу в Мир, посмотрим, как там дела продвигаются? — спросил синьор Джованни, когда они вышли на улицу.
— Я хочу жену на ярмарку сводить, — юноша чуть улыбнулся. «А то она сейчас далеко не ходит одна, боится, вдруг, мало ли что. Как закончу все, так приеду, вы меня там ждите. Конь у меня резвый, а тут и тридцати верст нет.
Он встал на пороге дома и принюхался — пахло свежим хлебом, сушеными травами и чем-то еще, пряным.
Лиза сидела, умостив ноги на табурете, наклонив голову над каким-то шитьем. Каштановые, непокрытые, по-домашнему, косы были уложены на затылке.
Федя тихо подошел и обнял ее за плечи. «Устал? — спросила она тихо, отложив крохотную, детскую рубашку, пытаясь подняться. «Сейчас накормлю тебя»
— Я в замке пообедал, — он поцеловал ее нежную шею и спросил, глядя на отекшие щиколотки: «Тяжело тебе, счастье мое?».
— Да уж скорей бы, — вздохнула Лиза, и застыла. «Ворочается, — улыбнулась она. «Работать пойдешь? — она кивнула на маленькую боковую горницу, где на бревенчатых стенах были прибиты чертежи.
Федя помотал головой и тихо предложил: «Давай ляжем сегодня пораньше, а то с утра я хотел тебя на ярмарку сводить, а потом мне надо в Мир поехать, в замок».
— На ярмарку! — Лиза обрадовано ахнула. «Я хотела тебя попросить, но думала — может, занят ты?»
— Ну как я могу быть занят, счастье мое, — вздохнул Федя, — тебе ведь нельзя далеко одной ходить, а хочется.
— Хочется, — краснея, сказала Лиза. Он поцеловал мягкую, маленькую руку и сказал: «Пойдем, Лизавета, и правда, вон, темнеет уже».
Жена еще копошилась в горнице, прибирая что-то, а Федор лежал, закинув руки за голову, глядя в беленый потолок. «Если бы всю жизнь так можно было прожить, — вдруг подумал он.
«Я ведь люблю Лизу, не могу не любить — иначе, что я за, муж. А она? — Федор вдруг всем телом ощутил тоску по Мирьям. «Без нее я тоже не могу, Господи.
— А что бы отец сказал? — он украдкой, через опущенные ресницы, взглянул на Лизу. «Но ведь он тоже любил, мой отчим, и как любил. И она тоже замужем была.
Он почувствовал, как Лиза устроилась рядом, и прошептал ей на ухо: «Ты ложись удобнее».
Щека, что лежала у него на плече, запылала, и Лиза сказала, неразборчиво: «Я некрасивая
