– Герр гауптман!
Гауптман Гернет посмотрел на стоявшего перед ним ягера Шульца. По негласному штатному расписанию ягер Шульц был его телохранителем и никогда не отходил от него больше чем на пять метров.
– Господин гауптман, вертолет совершил посадку. Надо идти.
Гауптман посмотрел налево и увидел, что задняя аппарель вертолета уже открыта, за ней клубится дым и какая-то серая пыль… пепел, что ли. И в самом деле надо идти.
– Спасибо, что разбудил, Шульц, – хладнокровно сказал гауптман. Еще в Африке он понял – офицер должен проявлять хладнокровие, какое бы дерьмо вокруг ни творилось.
Шульц в ответ стал по стойке «смирно».
Гауптман посмотрел еще раз, что делается на улице, со вздохом натянул на себя резиновую маску противогаза… модель немного устаревшая, восьмидесятых годов, но уже с большими стеклами. Щедро вдохнул пахнущий резиной и какой-то химией воздух… господи, всего месяц остался до очередного тура, перебросили бы куда-нибудь… хоть в Западную Африку, черт с ней. Хоть и в Аргентину. И не лез бы он сейчас в зону заражения, где можно нахвататься рентген и заработать рак или лучевую болезнь.
«Все! Хватит стонать!» – одернул гауптман себя, с помощью Шульца навьючил на себя тяжелый десантный рюкзак, прихватил под мышку небольшой мешок с этюдником, кистями и красками и отправился справлять службу…
Служба, надо сказать, была та еще. Но германские солдаты, дисциплинированные, деятельные, хорошо подготовленные, видали и не такое.
Примерно за час они перекрыли улицы, которые держали баррикадами из брошенного транспорта, оборудовали огневые точки. Было жарко – город горел, дышать было тяжело, но никто и не подумал снять ни противогаз, ни защитное обмундирование. Их командир, обосновавшись на последнем этаже одного из зданий, где пожар уже потушили, крупными мазками набрасывал эскиз за эскизом, чтобы потом дорисовать. Ну страсть у человека к рисованию, ну что тут поделаешь. Тем более, что это место отлично подходило как наблюдательный пункт и здесь, кроме гауптмана, находился пулеметный расчет и снайпер.
Снайпер их первый и увидел. Видно было плохо из-за тяжелого, густого, обосновавшегося в улицах и не желающего рассеиваться дыма, дыма заживо сожженного города – но у снайпера был термооптический прицел, и он пока работал. Он увидел несколько фигурок, перемещающихся по направлению к ним, к блокпосту германской армии, по улице, запруженной брошенными машинами, затянутой дымом, горящей. Здесь уже было немало людей, они хотели выйти – и фельдфебель Бран через некоторые промежутки времени через мегафон объяснял на плохом итальянском, что они выполняют приказ и не могут пропустить никого из города. Ими займутся врачи, когда доберутся сюда, и только врачи имеют право выводить людей за пределы оцепленной зоны. Кто-то уходил, кто-то оставался здесь. Кто-то пытался прорываться, но после нескольких точных выстрелов из-за баррикады и короткой пулеметной очереди оставили подобные устремления. Прямо перед баррикадами стихийно сложился маленький, но чудовищный лагерь беженцев.
Гауптману это не нравилось. Это – и многое другое. Он уже дважды запрашивал командование, когда прибудут врачи, – и оба раза не получил никакого внятного ответа. Ему даже отсюда неприятно было смотреть на обожженных, раненых, умирающих перед баррикадой людей – даже ему, прошедшему ад Африки, это зрелище было совсем не по душе. Скрепя сердце он нарушил приказ и разрешил солдатам передать беженцам немного воды, чистой воды. Еще – он вынужден был отправить одного пулеметчика в тыл, присматривать за посадочной площадкой. У него от увиденного произошел нервный срыв и истерика.
Хорошо еще, что ветер дует в противоположную от них сторону. Иначе бы они уже нахватались. Хотя, как объяснил им перед вылетом специалист по ядерной безопасности: ядерный взрыв даже устаревшего устройства первого поколения – не так опасен по части радиации, основная часть радиоактивных изотопов сгорает при взрыве же, температура в эпицентре которого – как в ядре звезды. Гораздо хуже, если произойдет тепловой взрыв ядерного реактора… вот тут и в самом деле можно сильно нахвататься. Но ни гауптмана, ни его людей эта короткая лекция не сильно успокоила: одно дело слушать спокойный голос ученого, и совсем другое – стоны умирающего ребенка в пяти метрах от тебя.
Еще – он не мог нарисовать воздух. Дело в том, что он здесь был совершенно особенным, такого он не видел даже в африканских пустынях. Он дрожал, как в пустыне, но при этом – в нем было что-то еще. Что- то, что он не мог передать на картине даже при всем его многолетнем таланте живописца.
Снайпер навел прицел на продвигающуюся к баррикаде группу людей и понял, что что-то не так. Они кого-то то ли вели, то ли тащили, и у них было…
– Оружие! – резко сказал снайпер. – Наблюдаю людей с оружием в зоне заражения! Идут прямо на нас!
Гауптман отложил кисть. Бесстрашно подошел к выбитому окну, глянул вниз, на улицу…
– Подтверждаю… – недовольно сказал он, – пулеметному расчету готовность, передайте готовность вниз.
– Яволь!
– На пулемете готовы!
– Снайпер – один предупредительный!
Снайпер прицелился. Чуть отвел в сторону красное перекрестье прицела. В термооптическом прицеле есть два режима, в одном тепло отображается белым цветом, в другом – черным. Второй режим рекомендуется использовать днем и в жарком климате. Сейчас у снайпера тепло отображалось именно черным, черные языки пламени рвались из окон горящей булочной, черные, почти невидимые миражи плясали над улицей. Казалось, что сам ад вырвался в город – и черное пламя поглотит их.
Снайпер нажал на спуск, винтовка отдала в плечо. Глушитель заглушил выстрел…
– У них оружие! Один из них на коленях!
Со стороны улицы простучала автоматная очередь, как раз с той стороны, где были неизвестные. Пули визгнули по стене, выбивая осколки и пыль.
– Огонь на поражение! – выкрикнул гауптман, отшатываясь назад от окна…
Заработали германские автоматы…
