– Я даже не уверена, вспомнишь ли ты. Городок Мишкино. Глушь, конечно. Ой, а что это у тебя с лицом? Плохо, что ли?

Дворецкая вцепилась руками в стол, так что даже костяшки ее пальцев побелели.

– Может, охрану позвать? – участливо поинтересовалась девица. – Или там врача?

Элеонора слабо помахала рукой.

– Воды, – попросила она. – Там, в баре.

Посетительница недоуменно оглянулась, но потом, заметив в углу кабинета деревянный бар с инкрустацией, открыла дверцу и даже взвизгнула от восторга.

– Ой! А у тебя тут даже джин с тоником есть. Можно?

– Бери, что хочешь, – еле слышно проговорила Дворецкая. Она открыла бутылочку с минеральной водой и с трудом подавила желание вылить ее себе на голову. Может, ледяная вода приведет ее в чувство, и кошмар наконец рассеется.

Но противная девица продолжала сидеть напротив нее.

– До чего ты себя довела, мамочка, – вдруг всхлипнула она. – Бледненькая такая сидишь. Хотя тебя, конечно, понять можно. Встретить родную дочь через двадцать два года!

Элеонора уставилась на нее и от испуга даже икнула.

– Так ты моя дочь?

– Конечно, мамочка! – засияла девица. – Ну, посмотри сама. Разве мы с тобой не похожи? Одно лицо!

Дворецкая рассматривала новоявленную родственницу, но сходства не замечала. Гостья была высокой и тощей. Волосы, правда, были рыжими. Но не исключено, что это просто краска. Хотя, конечно, она могла пойти в отца… А кто отец-то? Старый профессор с плешивой шевелюрой или теннисист Борька? Рост, может, она унаследовала от матери, но фигура определенно была как у Женьки Симонова с юридического. А если она взяла черты всех ее мужчин сразу? Сколько их было? Сразу и не упомнишь…

– Вот я жила, мамочка, в той проклятой дыре, – продолжала ныть дочь, – пока не узнала от повитухи Галины тайну своего рождения. Тут меня как заклинило. Думаю, поеду, увижу мамочку. Она, наверно, за столько лет все глаза выплакала от горя. Сделала глупость по молодости – с кем не бывает!

– Как тебя зовут? – прокашлялась Элеонора.

– Танюша, мамочка! – улыбнулась девица, преданно заглядывая ей в глаза.

Дворецкую перекосило.

– Слушай, я тебе никакая не мать! – огрызнулась она. – Боюсь, твоя повитуха меня с кем-то перепутала.

– А мама Даша тоже перепутала? – с гадкой улыбочкой поинтересовалась Танюша. – Может, проведем генетическую экспертизу? Говорят, у вас такую штуку в городе запросто делают.

– Что ты хочешь? – жестко спросила Элеонора.

– Только взглянуть на тебя, мамочка. Хоть одним словом с тобой перемолвиться, родительница ты моя.

– Ну что, взглянула? Теперь проваливай.

Танюша горестно покачала головой.

– Вот что деньги-то поганые с людьми делают! – запричитала дочка. – Сердце в камень превращают, право слово.

– Что ты там несешь про деньги? – насторожилась Элеонора.

– А то, мамочка! Слышала я, ты живешь припеваючи. В золоте купаешься и на фарфоре ешь. А твоя единственная дочь тем временем с хлеба на воду перебивается. Спрашивается, где справедливость?

Заглянула секретарша.

– Там охрана подошла, как вы и просили.

Элеонора махнула рукой.

– Скажите им, пускай уходят. Сами разберемся.

Дверь захлопнулась. Дворецкая почувствовала себя смертельно усталой. Она взглянула на дочь и тяжело вздохнула.

– Хорошо, если я отдам тебе свой месячный заработок, ты оставишь меня в покое?

Танюша сделала обиженное лицо.

– Месячный заработок? Но, мамочка, я кушать хочу каждый месяц. Скажу прямо, я бы не стала просить у тебя регулярное содержание, если бы ты мне передала… – Она подумала, потом, схватив листок бумаги, написала на нем какие-то цифры.

Дворецкая, взглянув на записи, пересчитала нули и отшатнулась.

– Но это невозможно!

Девица захихикала.

– Мне кажется, для невозможного просто нужно больше времени. Поищи, мамочка, может, найдешь?

– Но у меня таких денег нет, – твердо заявила Элеонора.

– Что же, тогда придется попросить у бабушки, – скорчив обиженную мину, произнесла Танюша.

– Стой… У какой бабушки?

– У Вероники Анатольевны, конечно. Спорим, она не откажет единственной внучке? В конце концов, это свинство, скрывать ребенка столько лет от любимых родственников.

– Подожди-подожди, – пробормотала Элеонора. – Я ведь еще не отказала. Мне просто надо чуть больше времени подумать. Не могу же я вот так сразу…

– Конечно, не можешь, – с радостью согласилась дочь. – Только давай думай недолго. А пока неси свою зарплату, черт с тобой!

Дворецкая вытащила из кошелька дрожащими пальцами несколько купюр и протянула их девице. Та повертела в руках деньги и брезгливо поморщилась.

– Это все? Неужели ты так мало получаешь?

– Все, что есть, – буркнула Элеонора.

– Дай поглядеть кошелек! – приказала дочь.

Дворецкая кинула ей портмоне, в котором сиротливо брякала мелочь. Пальцы Танюши проворно обследовали отделения.

– М-м… Не густо, – заключила она наконец. – А что в сейфе?

Элеонора распахнула дверцу.

– Здесь только документы.

Девица махнула рукой.

– Ну, ладно. На неделю мне, пожалуй, хватит. А ты давай думай пока! – Она улыбнулась. – Приятно тебя было видеть, мамочка.

Она вихляющей походкой двинулась к двери.

Дворецкая смотрела ей вслед, не в силах поверить в страшную реальность. «Боже мой, – думала она. – И это чудовище я произвела на свет?» Но больше ее все-таки беспокоил ответ на классический вопрос: что делать? Кто виноват – интересовало ее меньше…

Антонина нежно сжала руку молодого человека:

– Тебе пора идти, дорогой!

Он запротестовал:

– Я не напрашиваюсь в твой дом, но почему я не могу проводить тебя хотя бы до ворот?

– Марк, ты же знаешь, – мягко улыбнулась она. – Там везде эти чертовы камеры. Я не хочу новых проблем с матерью.

Молодой человек вспылил:

– Всегда твоя мать! Но почему ты ее должна слушаться? Ведь тебе уже…

– Тридцать восемь лет, – с печальной улыбкой произнесла Дворецкая. – С твоей стороны бестактно напоминать мне о моем возрасте, но я не сержусь.

– Прости, милая. – Марк поцеловал ее в щеку. – Я, конечно, болван. Но ты же знаешь, я всегда так реагирую, когда речь касается наших с тобой отношений. Почему мы должны скрываться, как школьники? Ведь мы любим друг друга.

– Я только прошу тебя немного подождать.

– Подождать чего?

– Ну… – она замялась. – Когда-нибудь все образуется, и мы сможем закрепить наши отношения.

– А что может произойти такого, чтобы твоя старуха сменила наконец гнев на милость?

– Ой, ну я не знаю, Марк! – умоляюще произнесла она. – Не пытай меня вопросами, просто подожди. Ну, я побежала. До завтра, дорогой!

Она скрылась за поворотом, а молодой человек нехотя побрел к автомобилю.

«Не лги, дорогая! – думал он, заводя машину. – Ты же прекрасно знаешь, что может развязать нам руки. Безвременная кончина твоей матери, упокой господь ее душу!»

Антонина скинула в прихожей мокрый плащ и провела рукой по волосам. «Выглядит убедительно, – подумала она. – Будто я, как обычно, добиралась до дома на автобусе. Вот и промокла, когда бежала под дождем. Если только охранник ничего не заподозрил».

Дверь в комнату, где располагался пульт охраны и мониторы, показывающие во всех подробностях, что делается в самом доме и его окрестностях, была открыта.

– Добрый вечер, Михаил!

– А? – отозвался охранник. – Добрый, добрый. Как погода?

– Дождь идет. Видите, промокла насквозь, – проговорила Антонина, пытаясь по лицу мужчины прочитать, заметил ли он машину ее друга. Но сделать это было непросто. Дядя Миша, как бывший работник органов безопасности, держал свои эмоции под контролем. Его лицо было непроницаемо, как маска. Он мило улыбался, говорил штампованными фразами, а потом писал докладные на имя хозяйки.

Вот и сейчас, безразлично взирая на среднюю дочь Дворецкой, Михаил не проявлял никаких эмоций. Он получил строжайший наказ Вероники сообщать обо всех случаях появления некоего М. в непосредственной близости от особняка. И старой деве не было нужды сообщать, что ее милый дружок сегодня все-таки