В короткие сроки в Барнауле был разработан и изготовлен двигатель УТД-29 специально под ту компоновку, которую я планировал. По всем характеристикам этот безнаддувный двигатель не уступал заявленным, но тогда еще не выполненным характеристикам двигателя 2В-06. А в компоновке МТО он имел преимущество — несколько меньшую ширину, что сокращало длину МТО, и в пустотах его габаритного объема размещалась часть других узлов МТО. Я как главный конструктор принял этот двигатель для установки на новую БМП. Он успешно применяется до сих пор, но тогда это вызвало бурю возражений со стороны ВНИИТрансмаш, НИИДвигателей, 46-го НИИ Министерства обороны и, наконец, ВПК, принявшей ранее решение о применении двигателей только с турбонаддувом.
Меня вызывали в аппарат ВПК. Там был такой чиновникЮ.П. Костенко. Он меня предупреждал, что не допустит применения безнаддувного двигателя. Считалось, что безнаддувный двигатель хуже турбокомпрессорного, так как без дополнительных мероприятий (применения специальной присадки) не обеспечивает многотопливности и имеет более значительное снижение мощности в высокогорье. Что касается первого, то я всегда считал и считаю, что требование многотопливности надуманно. На любых территориях дизельного топлива не меньше, чем бензина. Подразделения БМП никогда не стали бы заправляться у попутных бензоколонок, а тыловые подразделения, которые должны обеспечивать заправку, всегда найдут дизельное топливо и проверят его качество. Что касается второго, то при эксплуатации БМП-1 пограничными заставами, расположенными на высотах до 4500 м, на недостаток тяговых свойств машин жалоб не было. А новая БМП должна иметь более высокую удельную мощность и, следовательно, больший запас тяговых свойств.
Конечно, турбонаддувный дизель- более прогрессивное решение, чем безнаддувный. Он должен давать несколько меньший удельный расход топлива. Но в двигателе 2В-06 этого не получилось. Удельный расход топлива был заявлен и получился точно такой же, как у двигателя УТД-29. Вероятно, это стало следствием повышенной теплоотдачи в масло, которое использовалось еще и для охлаждения поршней.
Просто отмахнуться от турбонаддува было нельзя. Поэтому мы с Егоровым договорились, что они проработают вариант того же двигателя, но с турбонаддувом. Это одновременно дало бы увеличение мощности на одну треть практически без изменения компоновки МТО. Сейчас такой двигатель есть (УТД- 32). Но пока его еще не было, нам пришлось прорабатывать вариант компоновки с двигателем 2В-06. Получилось хуже, чем с УТД-29.
Но задуманная мной компоновка МТО, в которой низкий блок двигателя с прифланцованным к нему небольшим «чемоданом» трансмиссии (пока еще неизвестно какой) устанавливался на днище в корме так, что все валы располагались поперек продольной оси машины, и накрывался поликом для прохода десанта, а все обслуживающие системы располагались в малоценных объемах надгусеничных ниш, не нашла единодушного понимания у наших компоновщиков. Более того, они при поддержке моего заместителя Н.И. Усеико, который до Б.Н. Яковлева долгое время был главным конструктором, разработали наряду с моим и свой вариант компоновки МТО. Двигатель с трансмиссией, аналогичной БМП-1, устанавливался вдоль продольной оси машины, а все обслуживающие системы взгромождались на него, заполняя весь объем до крыши корпуса. Получался такой огромный «сундук», по краям которого были длинные и узкие проходы для десанта, перегороженные у задних дверей довольно высокими барьерами, под которыми располагались валы, соединяющие трансмиссию с бортовыми редукторами.
Идея разработчиков состояла в том, чтобы по западному образцу при ремонте можно было снять с машины весь блок МТО при минимальном количестве отсоединений. По своему войсковому опыту я знал, что для устранения большинства неисправностей не нужно снимать с машины агрегаты МТО и ремонт можно произвести своими силами в линейном батальоне, не передавая машину дивизионным ремонтным средствам (ОРВБ), которые только и могут производить демонтаж МТО. Кроме того, ремонтопригодность не относится к основным боевым свойствам, ухудшать которые ради ее сомнительного повышения недопустимо.
В творческом коллективе нельзя решать вопросы только силовыми методами. В 1978 г. перед отпуском я собрал совещание с компоновщиками. Рассматривали два варианта расположения двигателя: поперечное и продольное. Когда я предложил проголосовать, то счет оказался 3:7 не в мою пользу. Вот тогда я, как главный конструктор, принял силовое решение о том, что компоновка должна быть поперечной и дал указание Н.И. Усенко ускорить завершение проекта. Приехал я в санаторий весь издерганный, дней десять только приходил в себя. Когда же вернулся, то оказалось, что ни одной дополнительной линии по принятому мной варианту не проведено. Трудно работать, когдаутебя заместители — бывшие главные конструкторы, да еще на 15 лет старше (Яковлев тоже остался моим заместителем, но по серии, и к опытным работам отношения не имел).
За время моего отпуска Усенко подключил к обсуждению, казалось бы, уже решенного вопроса ВНИИТрансмаш. Его представители буквально вцепились в продольную компоновку, да еще с двигателем 2В-06. Я понял, что для подкрепления принятого мной решения нужны дополнительные меры. Решил, что надо создать макетную комиссию под председательством заказчика. Сделали в опытном цехе два макета задней части машины — два варианта. Комиссия рассмотрела их с точки зрения удобства входа-выхода и размещения десанта. Председателем комиссии был полковник П.И. Кириченко, исключительно обстоятельный человек, много сделавший для продвижения новой БМП.
В результате, как я и не сомневался, утвердили поперечный вариант. Против заказчика, а мы с ним «одной крови», ВНИИТрансмаш был бессилен.
Нужно сказать, что специалисты ВНИИТрансмаш по отдельным узлам и агрегатам нам очень помогали. По предложенной мной схеме трансмиссии гитарного типа с несколькими валами, позволяющей получить минимальную ширину картера («чемодана»), они вместе с нашими конструкторами сидели в СКБ за кульманами и разрабатывали конструкцию гидромеханической трансмиссии. Гидротрансформатор был их разработки, водометы — тоже. Их консультации оказались весьма полезными при разработке воздухоочистителя, эжектора, ходовой части. Но как дело доходило до компоновки или вооружения, я встречал упорную оппозицию со стороны руководства ВНИИТрансмаша и его общемашинного отдела.
Вот с ВНИИСтали мы работали практически без разногласий. Институт обосновал возможность и целесообразность применения алюминиевой брони. Этот вопрос я должен был согласовать с директором завода М.А. Захаровым, так как это было связано с большой перестройкой производства и снабжения. По другим вопросам ни директор, ни главный инженер в мои дела не вмешивались. Отчитывался я только перед заместителем министра или на коллегии.
Задачу существенного повышения огневой мощи вначале мы пытались решить методом «наращивания»: применить те же автоматическую пушку и пулемет, что на БМП-2, но с увеличенным боекомплектом; туже ПТУР, но в сдвоенной бронированной установке, постоянно готовой к действию; дополнительно установить 30-мм автоматический гранатомет с достаточным боекомплектом. Все оружие размещалось в едином блоке, закрепленном на цапфах стойки, установленной на плоском листе, вращающемся в погоне боевого отделения. Машина имела красивый «устремленный» силуэт.
Но когда на коллегии МОП я сделал доклад по этому варианту машины, министр Зверев сказал, что
