после этого происшествия в милиции, роднее… Но самое главное, мы начали общаться как добрые старые друзья, которые безумно соскучились друг по другу. Мне удивительно хорошо рядом с ним и спокойно. Странно… Непривычно…

 Сверху начало капать. Мы подозрительно уставились на небо.

 — Надо где-то спрятаться.

 — Еще бы разобраться где… Черт! Я уже полчаса пытаюсь понять, что это за улица, но кроме номеров домов ничего не вижу! Промзона какая-то!

 Капать стало интенсивнее. Первые капли — тяжелые, важные — кляксами разбивались об асфальт. Билл взял меня за руку, и мы бегом понеслись к огромному дереву метрах в ста от нас — не бог весть какое укрытие, но хоть немного спрятаться от начинающегося ливня.

 Впрочем, могли и не бежать. К тому моменту, как мы прижались к корявому старому клену, лично я была мокрой насквозь. Кожаные вещи намокли, размокли и потяжелели, куртка неприятно давила на плечи. Выражение «льет как из ведра» мало подходило к тому, что творилось на улице. Казалось, что лило из мега-огромного шланга с мега-сильным напором в конкретно заданном районе. Стена из воды. Настоящая стена из воды!

 Мы смеялись. Смотрели друг на друга и хохотали, как малые дети. Я скинула куртку. Билл наоборот застегнулся. Можно подумать, что это хоть сколь-нибудь ему поможет. Капли стекали по лицу, задерживались на кончике носа и он их, смешно щурясь, стряхивал. То и дело передергивал плечами, когда тонкие нервные струйки затекали за воротник. Волосы висели черно-белыми сосульками. Такой забавный.

 — А Родриго этот… — сквозь улыбку начал Билл и заткнулся, не договорив. Глаза вот точно не улыбались, скорее сверлили…

 Я пыталась понять, как ему лучше ответить. У меня не было привычки рассказывать мужчинам о своих кавалерах. Но раз уж вопрос задан, то ответ должен быть получен. Решила сказать правду.

 — Родриго мой первый мужчина. Мы встречались с ним полгода, когда я училась на первом курсе Университета. Потом разошлись, он меня бросил. Я потом еще с год раны зализывала, мужчин боялась, казалось, что все похотливые уроды. Но на третьем курсе после какой-то знатной попойки мы решили, что вполне можем остаться друзьями. С тех пор мы дружим, Билл. Просто дружим. Очень тяжело иметь близкие отношения с человеком, который живет на другом конце света. Да и я в разъездах постоянно, тут московских-то друзей почти не вижу, не то что Родриго… — Мы, конечно, с Родриго во время моих редких наездов в Каракас не всегда «просто дружили», но Биллу об этом знать совершенно не обязательно.

 — Это хорошо, — удовлетворенно протянул он.

 Над головой протяжно громыхнуло, как будто взорвалось что-то. Это было настолько неожиданно, что я испуганно дернулась, вжав голову в плечи и зажмурив глаза. Билл обнял меня, закрывая от грохота, дождя и ветра, как-то сгреб всю в охапку и спрятал.

 — Глупенькая, это всего лишь гром. Гроза… — прошептал на ухо.

 Я подняла лицо вверх. И… Нет! Это сумасшествие… Сильнее прижалась к противной холодной куртке. Показалось. Да, мне показалось… В его взгляде не может быть нежности ко мне. Он слишком закрыт, слишком отгорожен от мира. Нежность и покровительство. Не ко мне! Не хочу это видеть! Не хочу! Не ко мне! Не может быть! Черт! Что ты делаешь? На меня так давно никто не смотрел. С похотью — да. С презрением, с ненавистью, с отвращением, с завистью — да. Да и вообще я сама по себе далеко не сахар, и скорее раздражаю окружающих своим откровенно дурным характером. Но с нежностью… Я еще ниже опустила голову, только лишь бы не видеть его глаз.

 Он провел рукой по спине, успокаивая меня. Коснулся горячей влажной кожи поясницы. Ладонь замерла. Пальцы подрагивают, словно прислушиваются к ощущениям. Я сама вся напряглась.

 Опять страшно громыхнуло над головой. Он еще крепче прижал меня к себе. Губы касались макушки.

 — Смотри, ливень и луна! Какая яркая луна прямо над нами!

 Вскинула голову вверх. Действительно, яркая огромная луна болталась где-то в районе забора и смешно нам улыбалась. Казалось, протяни руку, и она мячиком скатится к тебе в ладонь. И ливень сшивает тонкими нитями такие разные плоскости — землю и небо, соединяя несоединимое. Я заметила, что он не смотрит на луну, а разглядывает мое лицо. Секунда… Нижнюю губу накрыл мягкий поцелуй. Осторожный, невесомый, ласковый… Короткий, как мгновение. Я так растерялась, что даже не ответила. Так и смотрела на него испуганными большими глазёнками. Билл улыбнулся. Притянул мою голову к своей груди, уткнулся носом в волосы. И я зажмурилась от переполняющей душу нежности.

 ***

 О том, что мы не вписываемся в поворот, я поняла слишком поздно. Билл нас вполне сносно довез почти до дома (мне, босой, было не удобно, пришлось уступить бразды правления мужчине), и осталось только вырулить на мою улицу — две минуты и мы на месте. Он поступил так же, как я поступала в детстве с велосипедом: когда до него дошло, что мы вылетаем за пределы дороги, он просто-напросто завалил мотоцикл на бок, благо скорость была низкой. Всю левую сторону моего тела обжег мокрый асфальт. Я сгруппировалась, как смогла, но это мало помогло. Мир несколько раз перевернулся, и мой затылок с кошмарным треском встретился с бордюрным камнем. «Пораскинуть мозгами» — вспыхнуло белым. И наступила полная темнота…

 Удивительное ощущение полета. Невесомое тело взмывает вверх, преодолевая легкое сопротивление ветра. Руки-крылья раскинуты в сторону и без труда ловят поток воздуха. Я еще не умею маневрировать, лишь пытаюсь удержать тело. Несусь к зефиру облаков. Туда, где прячется солнце- леденец. Страха нет. Любопытство пропитало каждую клеточку организма. Мне интересно, смогу ли я достичь солнца, смогу ли вкусить сладость его лучей, прикоснуться к великой тайне. Я еще не знаю, что это за тайна. Тайна… Именно так, с большой буквы Т. Тайна… Она уже согревает мою душу, тревожит сердце. Я не знаю, как называется это состояние. Мне кажется, что еще никогда, да-да, никогда в жизни я не испытывала ничего похожего на это состояние.

 Тебе нравится летать?

 Не знаю. Со мной такое впервые.

 Страшно?

 Я верю в твою поддержку.

 Твоя жизнь в моих руках?

 Не только.

 И ты не побоишься отдать мне всё?

 Ты ведь не причинишь мне зла.

 Я дал тебе крылья. Разве я могу сделать тебе больно?

 На лицо упало несколько тяжелых капель. Меня кто-то резко дернул вверх. Ощущение полета пропало. Стало больно и тяжело.

 — Ты плачешь? — неожиданно спросил мой рот у темно-серого медузообразного пятна, постепенно превращающегося в Билла.

 Парень вздрогнул, словно его поймали за занятием, которое он бы не хотел афишировать, торопливо вытерся рукавом и нервно произнес:

 — Вот еще! Чего ради?

 Спасибо, что не бросил мое обмякшее тело наземь со страху. Я слабо улыбнулась:

 — Плачешь. Я же вижу.

 Он помог мне сесть, продолжая поддерживать под спину. Я медленно и аккуратно проверила шею, руки и ноги на наличие повреждений. Сделала глубокий вдох — ребра, кажется, тоже целы. В принципе жжет только бок, на котором я проехала по асфальту. Все остальное вроде бы отделалось легким испугом, не считая затылка с огромной шишкой. Какое счастье, что скорость была низкой, а на мне была защита и шлем! Многострадальные бриджи и крутку можно выкинуть. Черт! Этот парень раздевает меня с маниакальным упрямством. Сначала из-за него я сломала каблук и осталась босой. Теперь из-за него же в хлам убиты кожаные штаны и куртка. Про мотоцикл думать не хотелось. Все-таки мужчины — это излишне дорогое удовольствие. Билл наблюдал за мной, не произнося ни слова.

 — С тобой-то все хорошо? — поинтересовалась я чисто из вежливости. И так было видно, что с ним