Богданов, выступая от имени организационного бюро на первом заседании Собрания уполномоченных 13 марта, заявил, что мысль о созыве Собрания первоначально возникла «у группы [меньшевистских] партийных работников», а затем была подхвачена рабочими промышленного Невского района, где меньшевики и эсеры сохранили сильное влияние. 3 марта состоялось организационное собрание умеренно-социалистических и беспартийных рабочих, и на следующий же день они приступили к организации выборов уполномоченных в своем районе и агитации за создание организационных бюро для проведения выборов уполномоченных в других районах (61).
Отсюда понятно, что меньшевики явно приложили руку к созданию Собрания уполномоченных и что избранные представители от фабрик и заводов, в числе которых были меньшевики, эсеры и беспартийные квалифицированные рабочие, сыграли ключевую роль в организации, политической ориентации и руководстве движением. Многие из них выводили рабочих на улицы еще в дни Февральской революции. Кроме того, благодаря им умеренные социалисты доминировали в Петроградском Совете до самой осени 1918 г., когда были окончательно побеждены большевиками. Пользовавшиеся растущим влиянием на своих предприятиях, они теперь по праву заявляли, что Собрание уполномоченных является движением рабочих и для рабочих. На первом же заседании Собрания представители политических партий были категорически лишены права голоса (62). Эта позиция отразила распространенное в рабочих кругах разочарование не только большевиками, но и всеми политическими партиями вообще, и свидетельствовала о стремлении руководства движения, по крайней мере, внешне подняться над партийными интересами.
Вначале большинство уполномоченных Собрания, которые в совокупности представляли значительное число наиболее важных петроградских предприятий, надеялись работать в рамках Советской системы, чтобы добиться возврата к революционным принципам и повторного созыва Учредительного собрания. Поэтому одним из первых актов Собрания уполномоченных была отправка делегации на Четвертый Всероссийский съезд Советов в Москву. Однако большевистско-левоэсеровское руководство съезда отказалось предоставить ей слово (63). Несмотря на такие неудачи, в ранний период своего существования (март-апрель 1918 г.) Собрание уполномоченных продолжало заниматься, в первую очередь, выяснением и формулированием позиций по имевшему решающее значение продовольственному вопросу, по проблемам безработицы и эвакуации, а также укреплением своих организационных основ. Все это делалось в открытую, публично. Руководство Собрания принципиально отвергало секретность. Даже когда угрозы репрессий со стороны правительства стали особенно резкими, оно не строило планов перехода на нелегальное положение. Репортеры присутствовали на всех заседаниях Собрания уполномоченных, и полные и подробные отчеты о них регулярно публиковались в несоветской прессе (64).
В этот начальный период политические цели Собрания были еще достаточно неопределенными — настолько, что в его заседаниях принимал участие типографский наборщик К. Ф. Григорьев, записавшийся «беспартийным», а позже признавшийся, что был большевиком, и, возможно, другие большевики (65). Более того, по крайней мере, в одном ключевом районе Петрограда — Выборгском — районный комитет большевиков даже распространял агитационные материалы Собрания уполномоченных среди заводских трудовых коллективов (66). Следует сказать также, что советские власти в Петрограде в течение нескольких месяцев удерживались от принятия решительных мер в отношении Собрания уполномоченных — возможно, потому что оно выросло из недр главной социальной опоры большевиков, заводского пролетариата; потому что оно действовало открыто и представляло собой реакцию масс на сложившуюся в городе крайне тяжелую ситуацию, которую большевики были не в состоянии разрешить; потому что трудно было оценить его потенциальную силу и взрывоопасность; и потому что после отъезда центрального правительства в Москву советские власти в Петрограде чувствовали себя неуверенно.
Менее двух недель спустя после первого заседания Собрания уполномоченных газета «Петроградская правда» повела наступление против него (67). 31 марта отряд красногвардейцев учинил обыск в помещении руководящего Бюро организации (68). Однако на тот момент это было и все. Конечно, рост недовольства рабочих и первые успехи Собрания уполномоченных не могли не беспокоить советское руководство Петрограда. Это была одна из причин, заставившая Зиновьева в конце марта — начале апреля настоятельно просить Совнарком о срочном выделении финансовой помощи на борьбу с голодом среди петроградских рабочих. Рязанов, который в ту пору уже вышел из большевистской партии, но еще оставался главой Совета петроградских профессиональных союзов, обратился к своим коллегам с призывом вдохнуть жизнь в уснувшие и безынициативные профсоюзы. Появление Собрания уполномоченных, указал он, свидетельствует о том, что «профессиональные организации не реагируют на вопросы, волнующие сейчас петроградский пролетариат» (69).
К началу апреля руководство Собрания уполномоченных начало понимать, что попытки изменить существующую систему «изнутри» не имеют успеха. Между тем, все те проблемы, которые привели к возникновению движения, только продолжали обостряться. Мало того, в это время к ним добавился новый источник беспокойства, состоявший в том, что недовольные и разочарованные рабочие стали все больше поддаваться влиянию правой пропаганды и, помимо прочего, все чаще выплескивали свое недовольство в антисемитских погромах. Со своей стороны, советские власти Петрограда теперь были, похоже, готовы пойти на любые меры, включая аресты рабочих, чтобы сдержать массовый протест (70). Это, в свою очередь, рождало страх, безразличие и пассивность в других сегментах петроградского рабочего класса.
Поначалу среди делегатов Собрания, похоже, преобладала уверенность, что после Октября и вплоть до роспуска Учредительного собрания большинство петроградского пролетариата еще поддерживало большевиков. Существенные перемены в настроениях масс начались, считали они, во второй половине января — феврале 1918 г. Однако противоречивые события начала апреля привели к расколу Собрания в вопросе об оценке этих перемен на «оптимистов» и «пессимистов» (71). «Пессимисты» имели серьезные сомнения насчет возможности мобилизации рабочих и шансов на победу в случае открытого столкновения с правительством. В сложившейся ситуации «нельзя производить эксперименты», утверждал «пессимист» Грабовский, представитель Патронного завода, на заседании Собрания уполномоченных 3 апреля. «В тот момент, когда есть перелом, но не очень серьезный, надо действовать очень осторожно, чтобы не произошло кровопускания», — призывал он. «Оптимисты», напротив, требовали более, а не менее решительных действий против правительства. Так, представитель фабрики Отто Кирхнера Коссирский заявил: «Разгрузка [Петрограда] придумана, чтобы услать отсюда рабочих. Бояться того, что грозил Грабовский, не следует» (72).
Эти разногласия впервые проявились в полной мере в период подготовки первомайской демонстрации под лозунгами Собрания уполномоченных. В ходе приготовлений к этой демонстрации, которые начались в середине апреля, «пессимисты» беспокоились, что Собранию не удастся вывести на улицы значительные силы, а также, что могут произойти кровавые столкновения с правительственной демонстрацией. (Впрочем, они считали этот риск необходимым.) Напротив, «оптимисты» видели в возможном столкновении явную пользу. Кровопролитие во время первомайской демонстрации подорвет репутацию правительства и, соответственно, усилит позиции Собрания уполномоченных. Во всяком случае, Алексей Смирнов (ветеран-меньшевик, рабочий Патронного завода, один из организаторов и член Бюро Собрания уполномоченных) явно выразил мнение всех собравшихся на заседании 17 апреля, когда заявил: «Россия у пропасти — уйти в сторону теперь преступление» (73).
В период между 17 и 24 апреля не только специальная комиссия по подготовке майской манифестации, но и все члены Собрания уполномоченных активно занимались приготовлениями к демонстрации, несмотря на угрозы Зиновьева в адрес их марша, который якобы может помешать официальным праздничным мероприятиям, запланированным на этот день Петроградским Советом. Кроме того, митрополит Вениамин наложил запрет на все политические акции в период Великого поста, на который выпадал праздник 1 мая. На заседании Собрания уполномоченных 24 апреля некоторые представители заводов сообщали, что рабочие плохо реагируют на их призывы и что на демонстрацию они не пойдут, поскольку запутаны, запуганы, подавлены, реакционны и/или религиозны. Под влиянием этих сообщений, которые нашли также отражение в падении посещаемости заседаний Собрания уполномоченных, «пессимисты» заговорили о необходимости отмены демонстрации. Однако в итоге, следуя духу провозглашенной Смирновым 17 апреля максимы, все согласились, что они обязаны продолжить приготовления к демонстрации, что бы ни случилось. «Мы должны умереть, если придется», — храбро заявил кто-то из присутствовавших (74).