контролем. В конце было решено предложить Совету принять резолюции, предусматривающие такие шаги, как мобилизация всех рабочих в возрасте от 18 до 50 лет, независимо от партийной принадлежности; уничтожение всех объектов, могущих представлять ценность для немцев; и расстрел контрреволюционеров, если они попытаются предпринять какие-то действия (52). Пленарное заседание Совета внесло в этот список дополнительно эвакуацию рабочих семей (53).
В то время как в массовом сознании по отношению к борьбе с немцами происходили перемены, большинство Петербургского комитета большевиков, верное своей радикальной, независимой традиции, упорно придерживалось идеи революционной войны. 25 февраля, на следующий день после принятия новых мирных условий Германии, ПК собрал на совещание представителей районных парткомитетов. На встрече была принята резолюция, осуждающая действия правительства, поскольку они, как было указано, не остановят наступления Германии, и настаивающая, что нет иного выхода, кроме самозащиты «с оружием в руках» (54). Четвертая городская конференция петроградских большевиков, работа которой была приостановлена 20 февраля, после того как ее участники потребовали аннулировать принятие правительством германских мирных условий (55), 1 марта собралась вновь, чтобы пересмотреть свою позицию по войне и миру и выбрать представителей на Седьмой Всероссийский съезд РСДРП (б), открывающийся через неделю (56).
К моменту, когда конференция возобновила свою работу, страхи по поводу возможной оккупации Петрограда и отчаянные усилия Совнаркома обеспечить его защиту на короткое время усилились. Обстоятельства, вызвавшие эту новую тревогу в начале марта, были близки к комическим. 1 марта новый секретарь российской мирной делегации в Брест-Литовске Лев Карахан отправил в Петроград Совнаркому две телеграммы. В первой, шифрованной, излагались дипломатические подробности, связанные с подписанием мирного договора. Вторая, набранная открытым текстом, содержала просьбу прислать поезд, чтобы забрать делегацию из Бреста. Просьба эта была продиктована нежеланием русской делегации задерживаться во вражеском тылу, как только договор будет подписан. По несчастному недоразумению, вторая телеграмма опередила первую, и Ленин тут же решил, что переговоры провалились, о чем 2 марта и было объявлено в «Правде». Опубликованное там экстренное обращение Ленина призывало все Советы и «всех, всех, всех» приготовиться к неминуемой атаке немцев на Петроград (57). Редакция «Правды» пошла еще дальше, поместив на первой странице следующий заголовок: «Наша мирная делегация возвращается в Петроград. Вопрос о войне и мире решен: ВОИНА!.. Старый капиталистический мир обрушивается на нас всей своей мощью». Видимо, неслучайно, что именно в этот день Ленин подписал декрет о сосредоточении командования всеми советскими вооруженными силами в руках нового органа — Высшего военного совета.
Эта новая вспышка страха оккупации произошла на следующий день после того, как возобновившая свою работу Четвертая конференция петроградских большевиков обсуждала вопрос о войне и мире, и, следовательно, повлиять на это обсуждение не могла. А, поскольку делегаты на эту конференцию были избраны еще в середине февраля, то столь же невероятно, чтобы на их взглядах успели отразиться недавние изменения в настроениях рабочих по отношению к миру. Главными докладчиками на конференции были представители высшего партийного руководства: Радек и Бухарин — от «левых коммунистов», Свердлов и Зиновьев — от ленинистов. Обосновывая свою позицию в защиту революционной войны, Радек строил доказательство на том, что идея мирной передышки является бессмысленной, поскольку ситуация такова, что Россия будет вынуждена «делать уступку за уступкой — или через две-три недели начать новую войну». «Третьего нет», — заключал он. Свердлов доказывал обратное. Его главный аргумент состоял в том, что для ведения войны у России нет практической возможности: «когда понадобилось отправить отряды на фронт, в нашем распоряжении не оказалось ни одного человека». «Мы будем после заключения мира организовывать Красную армию, — пообещал он. — Мы перед всем народом объявляем, что мы подписываем этот гнусный мир, для того чтобы добиться передышки…». По поводу отвергающей мир позиции «левых коммунистов» Свердлов намекнул, что она содержит в себе «семена раскола», и призвал делегатов отказаться от этого курса (59).
Намек Свердлова на то, что «левые коммунисты» ведут партию к расколу, возмутил Бухарина. Раскол, как совершенно справедливо заметил он, инициировал Ленин, когда, в ответ на поддержку большинством ЦК революционной войны, пригрозил подать в отставку (60). Выступавший последним Зиновьев в своем доказательстве необходимости ратификации исходил из настроений рабочих, о которых он мог судить по Петроградскому Совету. Выслушав «революционные фразы» «левых коммунистов», представители Совета продолжали настаивать на необходимости мира. Не отметая полностью утверждения «левых коммунистов» о присутствующем у рабочих революционном энтузиазме, Зиновьев утверждал, что «уход рабочих на фронт, уход на фронт всех большевиков… означает физическую смерть партии, избиение цвета пролетариата» (61). В конце своего выступления Зиновьев призвал «левых коммунистов», которые в это время готовились издавать в Петрограде свою собственную газету, «Коммунист» (62), отказаться от этого шага. Аргументы Свердлова и Зиновьева, впрочем, не повлияли на большинство делегатов конференции. Одобрив позицию «левых коммунистов», они избрали делегацию на Седьмой съезд партии и новый Петербургский комитет, причем и там, и там «левые коммунисты» были в большинстве (63). Первый номер газеты «Коммунист» вышел в свет 5 марта.
В этот момент петроградские «левые коммунисты» были убеждены, что районные партийные комитеты и значительное число рядовых рабочих все еще на их стороне. Однако ко времени открытия Седьмого съезда (8 марта) эта их уверенность существенно пошатнулась, в чем «левые коммунисты» откровенно признались. Так, после констатации негативного влияния, которое оказали на структуру и деятельность партийной организации в Петрограде, особенно в таких промышленных районах, как Выборгский, закрытия заводов и призыв в Красную армию, автор статьи в «Коммунисте» 14 марта писал: «По вопросу о войне и мире мнение в районах изменилось. В то время, как раньше представители районов, отражая мнение последних, определенно защищали позиции революционной войны, сейчас преобладает настроение в пользу ратификации мирного договора» (64). Протоколы заседаний районных комитетов партии в середине марта служат подтверждением этого изменения (65).
5 марта вопрос о мире обсуждался на пленарном заседании Петроградского Совета. После открытого, лоб в лоб, столкновения между Зиновьевым и Камковым собрание отказалось поддержать антибрестскую резолюцию, на принятии которой настаивали меньшевики, эсеры и левые эсеры, и проголосовало за одобрявшую ратификацию резолюцию большевиков — вопреки стойкой поддержке революционной войны со стороны Петербургского комитета. Следует добавить, что на проведенном Зиновьевым перед пленумом собрании большевистской фракции Петросовета была принята резолюция, осуждающая издателей «Коммуниста» и требующая переизбрания ПК (66). Как сообщала «Красная газета», голосование за эту неправомерную резолюцию было «несколько сот к одному» (67). И это было еще одно свидетельство произошедшего в низах перелома в сознании в пользу ратификации мирного договора и против «левых коммунистов».
В самом начале марта, когда угроза германской оккупации Петрограда виделась реальной и неизбежной, Петербургский комитет обратился к ЦК с предложением перенести в Москву намеченный на 5 марта Седьмой съезд большевистской партии (68). Кроме того, по настоянию Петербургского комитета, Зиновьев передал ЦК срочную просьбу о выделении городской партийной организации нескольких сот тысяч рублей на обеспечение существования в условиях подполья, если возникнет такая необходимость (69). В районных комитетах к тому времени подготовка к переходу на нелегальное положение уже началась. Между тем, несмотря на то, что переезд правительства в Москву был уже делом решенным, обе просьбы ПК были отклонены. Справедливо предположить, что прохладное отношение ЦК к заботам Петербургского комитета было вызвано яростной оппозицией последнего в вопросе о подписании мирного договора. Симптоматичным в этой связи является тот факт, что 9 марта на своем последнем заседании в Петрограде ЦК проголосовал за роспуск Петербургского комитета. Зиновьеву, Смилге и Лашевичу, возглавившим поход против ПК в большевистской фракции Петросовета, было поручено осуществить это решение и, предположительно, проследить за формированием более послушного, «пробрестского», Петербургского комитета (70).
Возможно, самым примечательным аспектом Седьмого Всероссийского съезда большевистской
