определять политику партии в таких основополагающих вопросах, был не прочь либо отложить принятие решений по Учредительному собранию до лучших времен, когда революционная ситуация в России и в мире станет более ясной, либо переложить эту ответственность на Совнарком, а самим заняться провоцированием оппозиции, с тем чтобы заставить ее сделать первый шаг.
Этот выжидательный подход нашел свое отражение в докладе о политике партии по отношению к Учредительному собранию, с которым выступил на заседании Петербургского комитета 12 декабря Урицкий. «Сейчас мы вступаем в вопросе об Учредительном собрании в самый острый момент… Наша тактика не может быть определена заранее даже за час… — уверял он. — Как мы поступим, что мы сделаем, будет зависеть от того, что и как они будут делать… Созовем ли мы Учредительное собрание? — Да, созовем. Разгоним? — Да, может быть, все зависит от обстоятельств» (62).
Следует отметить, что для членов Петербургского и районных комитетов партии, как и для членов Центрального Комитета (за вычетом умеренных), выжидание имело отношение к тактике и никак не затрагивало базового принципа: Учредительное собрание ни в коем случае не должно заменить собой Советскую власть. Протоколы заседаний ЦК от 26 ноября и ПК от 12 декабря сомнений на этот счет не оставляют (63).
Эту позицию в полной мере разделяли и левые эсеры. Их решительная оппозиционность по отношению к Учредительному собранию проявилась на заседаниях первого общероссийского съезда левых эсеров во второй половине ноября. Во время дискуссии о «текущем моменте» 23 ноября член игравшего ведущую роль Петроградского комитета левых эсеров Екатерина Кац выразила мнение большинства делегатов, заявив: «Учредительное собрание должно считаться с волей и тактикой Советов. Поскольку же оно будет противостоять этой воле, мы за ним не пойдем, и никакими фетишами нас ничто и никто не повернет». Еще более решительно прозвучало выступление П. Прошьяна: «Если мы верим и видим, что началась социальная революция, то власть должна принадлежать Советам р., с. и кр. деп… Конечно, отдать власть Учредительному собранию, сложить свое боевое оружие мы не можем и не должны… Если Учредительное собрание с первого же шага своего приступит к организации власти… мы ему этой власти не отдадим» (64).
Несмотря на то, что полного единства по поводу отношения к Учредительному собранию среди левых эсеров на съезде не было, имевшиеся разногласия касались в основном механизма и сроков его роспуска (в случае отказа большинства депутатов признать верховенство Советской власти), а не вопроса о том, является ли прерогатива Учредительного собрания учреждать форму правления в России неприкосновенной даже в том случае, если она означает конец Советской власти. Большинство левоэсеровских лидеров полагали, что нужно позволить созвать Учредительное собрание в том составе, который дали результаты выборов, но с учетом отозванных и переизбранных делегатов. Многие были согласны с Евдокимом Муравьевым из Воронежа, который считал, что если с самого начала четко не заявить своей отрицательной позиции по отношению к Учредительному собранию, «…массы отойдут от нас, как в свое время отошли от правых с. р. и меньшевиков… и мы останемся без армии». Однако более осторожные, в плане тактики, лидеры, такие как Штейнберг, Карелин и Камков, считали, что Учредительное собрание еще слишком популярно в массах, поэтому любая мысль о прямом действии против него должна быть оставлена на время, достаточное для того, чтобы оно успело дискредитировать себя в глазах масс. Рассуждая об этом на заседании съезда 27 ноября, за день до первоначально намеченной даты открытия Учредительного собрания, Камков предположил, что на это понадобится не больше недели. В резолюции, принятой съездом, говорилось, что первоочередной задачей является немедленное осуществление на практике власти рабочих и крестьян и что если Учредительное собрание такую власть установит и обязуется следовать основополагающим решениям Второго Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, а также Чрезвычайного съезда Советов крестьянских депутатов, то оно должно быть всемерно поддержано. Однако любая попытка Учредительного собрания превратить себя в орган борьбы против Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов как законного воплощения государственной власти будет признана посягательством на завоевания революции и потребует решительного отпора (65).
Хорошо осведомленные о враждебном отношении большинства большевиков и левых эсеров к Учредительному собранию, противники Советской власти из Союза защиты Учредительного собрания расценили ленинское постановление от 26 ноября о переносе даты открытия как часть заговора большевиков с целью вообще сорвать его проведение. Поэтому, несмотря на беспокойство по поводу собственной слабости и плохой организации, они продолжили подготовку к проведению массовых демонстраций в поддержку Учредительного собрания и его торжественного открытия 28 ноября (66). На заседании ЦК кадетской партии вечером 27 ноября было решено придерживаться ранее намеченного плана с одной лишь поправкой: поскольку слишком мало избранных делегатов успело прибыть в Петроград, было признано необходимым собирать их на ежедневные подготовительные совещания, до тех пор пока в городе не соберется достаточное количество делегатов, чтобы можно было начать собственно Учредительное собрание (67).
Демонстрация в поддержку Учредительного собрания 28 ноября стала свидетельством глубокого раскола, произошедшего за шесть недель Советской власти среди населения Петрограда. Около полудня процессия из преимущественно хорошо одетых граждан численностью, по разным оценкам, от десяти до ста тысяч человек (68), многие из которых пришли прямо из храмов, где в тот день служили благодарственные молебны, под перезвон церковных колоколов, двинулась от здания городской думы вниз по Невскому проспекту. Невский был украшен яркими флагами и транспарантами с приветствиями в адрес Учредительного собрания. Процессию возглавляли бывший городской голова Григорий Шрейдер, только что отпущенный из тюрьмы; его коллеги по старой городской и районным думам; участники съезда партии эсеров в полном составе (включая более 300 делегатов из всех российских губерний); умеренные социалисты из числа членов старых ВЦИКов (ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов и ЦИК Советов крестьянских депутатов), тайком продолжавших собираться; а также оставшиеся на свободе члены руководства партий народных социалистов и кадетов. По наблюдениям очевидцев, рабочие, солдаты и матросы в толпе встречались редко (69).
На повороте с Невского на Литейный демонстрантов встретил натянутый через улицу огромный транспарант: «Дорогу народным избранникам!» Дойдя до Таврического дворца, они, однако, обнаружили, что ворота в окружавшем его заборе чугунного литья заперты и надежно охраняются. Тогда сторонники Учредительного собрания перелезли через забор и штурмом взяли прилегавший к дворцу сад. Там, в саду, они выслушали яростные речи эсеров Чернова и Питирима Сорокина (будущего основателя факультета социологии в Гарварде) и известного кадета Федора Родичева о том, что советскому правлению нужно немедленно положить конец. Затем, протиснувшись мимо Урицкого на входе, толпа устремилась во дворец. Там в четыре часа дня было объявлено о начале совещания, в котором приняли участие 60 из 127 находившихся тогда в Петрограде делегатов Учредительного собрания (из них 4 кадета, а все остальные — эсеры). После избрания Чернова председателем делегаты выслушали еще несколько пылких речей и завершили совещание, получившее название Первого частного совещания делегатов Учредительного собрания, принятием обязательства впредь собираться в Таврическом дворце ежедневно, до тех пор пока в зале не будет занято достаточное количество мест, после чего будет назначена дата открытия Учредительного собрания (70). 29 ноября им удалось вновь собраться в Таврическом дворце. Это собрание делегатов, однако, было разогнано силой, и с тех пор вход во дворец для них был закрыт.
События 28 ноября и их возможные последствия стали предметом обсуждения на заседании Совнаркома вечером того же дня. В центре внимания оказался Троцкий, который изобразил события минувшего дня ни много ни мало как вооруженное восстание против Советской власти во главе с кадетским ЦК — координационным центром контрреволюции и оппозиции Советской власти во всероссийском масштабе (71). Возможно, большевистские лидеры, пользуясь доходившими до них тайными сведениями, и преувеличивали влияние кадетов на оппозицию Советской власти в Петрограде и организацию движений сопротивления по всей стране (72). Лидеры кадетов, в том числе Павел Милюков, в тот момент как раз принимали самое активное участие в контрреволюционном выступлении на Дону, возглавляемом генералами Корниловым, Алексеевым и Калединым. Однако показателем того, что Совнарком воспользовался кадетской акцией в Таврическом дворце всего лишь как предлогом для репрессий, служит
