тот факт, что солдаты и красногвардейцы, вооруженные санкциями ВРК на арест, начали облаву на главных кадетских лидеров утром 28 ноября, за несколько часов до начала демонстрации (73).
Как бы то ни было, по окончании доклада Троцкого члены Совнаркома, принимавшие участие в заседании ночью 28/29 ноября (все — большевики, так как нарком земледелия левый эсер Андрей Колегаев отсутствовал), одобрили текст правительственного заявления, заклеймившего партию кадетов «как организацию контрреволюционного мятежа партией врагов народа» (74). Они также приняли написанный Лениным декрет о немедленном аресте кадетских лидеров и предании их суду революционного трибунала. Декрет возлагал на местные Советы по всей стране обязанность «особого надзора за партией кадетов ввиду ее связи с корниловско-калединской гражданской войной против революции» (75).
Оба документа: и объявившее кадетов «врагами народа» заявление, и ленинский декрет о их немедленном аресте, — были опубликованы в «Известиях» на следующее утро. Большинство рабочих и солдат Петрограда, скорее всего, всерьез восприняли атаку большевиков на кадетов. Однако для умеренных социалистов, не говоря уже о самих кадетах, она стала подтверждением их опасений, что большевики намерены либо сорвать Учредительное собрание, либо подорвать единство его рядов. Так, Владимир Базаров в газете М. Горького «Новая жизнь» рассуждал о том, что, возможно, вместо того чтобы отменить Учредительное собрание вовсе, большевики и их «верные оруженосцы — левые эсеры» задумали превратить его в послушный инструмент выражения своей воли (76).
Разжалованные Базаровым в «оруженосцы» большевиков, левые эсеры, на самом деле, были не меньше умеренных социалистов встревожены — пусть и по другим причинам — объявлением партии кадетов вне закона и возможными политическими последствиями этого акта для Учредительного собрания. Они считали этот шаг непродуманным, потому что он лил воду на мельницу тех, кто полагал, что Советская власть намерена покончить с Учредительным собранием прежде, чем оно получит шанс явить свое подлинное лицо. Укрепляя это и без того широко распространенное убеждение, большевики, по мнению левых эсеров, наносят гораздо больший вред Советам, чем Учредительному собранию (77). Левоэсеровская фракция ВЦИКа немедленно подготовила и направила на рассмотрение Совнаркома срочный запрос по поводу нарушения депутатской неприкосновенности кадетских делегатов (78). На следующем заседании ВЦИК 1 декабря левый эсер Исаак Штейнберг, от лица своей фракции, обрушился с критикой на антикадетский декрет, доказывая, что такие неоправданные репрессивные меры, как объявление кадетской партии вне закона и арест ее членов, являются неприемлемыми методами ведения классовой борьбы. Революционер со стажем, известный публицист и юрист, получивший европейское образование, Исаак Штейнберг, наряду с Карелиным и Спиридоновой, был самым смелым и откровенным критиком большевистской политики произвола и репрессий в партии левых эсеров. Теперь, от ее имени, он потребовал от большевиков, чтобы те вели революционную борьбу открыто и честно, намекнул, что декрет Совнаркома о запрете партии кадетов выдает намерение сорвать созыв Учредительного собрания и высказался категорически против подобной акции (79).
Ответить на запрос левоэсеровской фракции и на выступление Штейнберга взялся сам Ленин. Еще раз повторив и расцветив деталями уже известное обвинение, что ЦК кадетской партии превратился в генеральный штаб контрреволюции, он заявил, что все политические и социальные элементы, стоявшие ранее правее кадетов, теперь объединились с ними в один грандиозный антисоветский заговор. Прикрываясь лозунгами о поддержке Учредительного собрания, кадеты открыто разжигали гражданскую войну в стране. «На эго, — считал Ленин, — может быть только один ответ — тюрьма. Так поступила Великая Французская революция — она объявила буржуазные партии вне закона» (80).
Ленинский ответ Штейнбергу мог показаться бледным на фоне коротких, но преисполненных пафоса и многозначительности замечаний Троцкого. Чуть ранее Троцкий прервал заседание, чтобы в радостном возбуждении объявить, что германское правительство приняло предложенные большевиками условия перемирия (81). Эта очевидная уступка германского империализма, возможно, чрезвычайно вдохновила Троцкого, пробудив его революционный пыл и драматический талант. Если ленинская речь преследовала в основном конкретную, насущную цель: оправдать действия Совнаркома в ответ на официальный запрос и критику Штейнберга, — то для Троцкого это было слишком мелко. В репрессиях против кадетов он увидел предвестие террора более грандиозного масштаба. Стуча по трибуне, чтобы подчеркнуть значение своих слов, он громогласно вещал: «В том, что пролетариат добивает падающий класс, нет ничего безнравственного… Вы [левые эсеры] возмущаетесь тем нагим террором, который мы направляем против своих классовых противников — но знайте, что не далее, как через месяц, этот террор примет более грозные формы, по образцу террора великих революционеров Франции. Не крепость, а гильотина будет для наших врагов» (82).
Левый эсер Сергей Мстиславский, в ответ на ссылки Ленина и Троцкого на Французскую революцию, заметил, что большевики, при всех их разговорах о социалистической революции, на самом деле замыкаются «в тесном кругу чисто буржуазных политических революционных форм». Одновременно он подверг критике умеренных социалистов за их обособление от движения масс, чего, как считали левые эсеры, делать никак нельзя. Поэтому, невзирая на отчетливо выраженное высокомерие Ленина и Троцкого, он дал понять, что левые эсеры намерены продвинуться в переговорах об их вхождении в правительство. Перед лицом большевизма, который не мы придумали, заявил он, мы сделаем все возможное, чтобы уменьшить вред, который он наносит делу революции (83).
Мстиславский внес проект резолюции, запрещающей Совнаркому препятствовать созыву уже избранного Учредительного собрания. Эта резолюция также предусматривала отмену декрета о запрете кадетской партии и еще раз подтверждала принцип ответственности Совнаркома перед ВЦИКом, воплощенный в «Наказе» Свердлова от 17 ноября (84). Настаивая на принятии данной резолюции, Штейн- берг буквально умолял большевиков «освободиться от [бессмысленного] кадетского кошмара». Однако затем дискуссия была прекращена, и ВЦИК большинством в 150 голосов против 98 при 3 воздержавшихся (очевидно, голоса разделились строго по партийным линиям) принял большевистскую резолюцию, которая подтвердила, что созыв Учредительного собрания состоится по прибытии в столицу 400 делегатов, и не только признала правомерность запрета кадетской партии, но и санкционировала принятие любых других мер для борьбы с контрреволюцией, какие Совнарком сочтет необходимыми в будущем (85). Продолжая вести переговоры с левыми эсерами об их вхождении в Совнарком, большевики и не подумали сделать уступку их чувствам.
Вследствие политики, настойчиво и успешно проводимой Лениным и Троцким, в первые дни и недели после Октября петроградские большевики оказались в ситуации, когда на них легла полная ответственность за все стороны жизни и управления в Петрограде. Однако ни опыта, ни подготовки, ни тяги к этой работе у них не было. Поэтому они попытались использовать для управления существующие политические институты — прежде всего, Петроградскую городскую думу и районные думы и их административный аппарат — управы. Лишь после того как стало ясно, что этот подход не работает, властные и управленческие функции стали постепенно переходить к Советам. Образовавшийся в переходный период вакуум местной власти восполнял Петроградский ВРК, который, вольно или невольно, превратился в главный орган власти в Петрограде.
Одновременно все больше петроградских большевиков из числа наиболее эффективных партийных кадров направлялось на работу в новые советские и военные структуры, а также за пределы Петрограда — укреплять Советскую власть на местах. В результате, партийная работа среди заводских рабочих Петрограда и рядового состава воинских частей практически замерла. Конечно, поддержка, которой продолжала пользоваться большевистская программа в массах, вкупе с организованным в последний момент пропагандистским натиском обеспечили большевикам успех на выборах в Учредительное собрание в Петрограде и петроградском регионе. Более того, это неоценимое преимущество позволило большевикам в союзе с левыми эсерами взять под свой контроль процесс созыва Учредительного собрания. Однако в дальнейшем растущая изоляция большевистской организации от ее социальной базы не могла не привести к самым печальным последствиям.
1 ЦГАСПб Ф 9618 On 1 Д 185 Л 1-42
2 О Зиновьеве как политическом руководителе Петрограда см содержательный очерк А. Н. Чистикова. Чистиков А. Н. У кормила власти //Петроград на переломе эпох Под ред. В. А. Шишкина и др. — СПб. 200 °C
