– Привет, сын! Как ты вырос за день! – в голосе генерала прозвучали горделивые нотки. Тихие семейные радости. Чувствуя, как нервно дернулось веко, я поспешила посмотреть в другую сторону. Что, доктор, жаба давит? Тебя-то так никогда не тискали. Зато его никогда не забудут почти на сутки в запертом кабинете, так что мне тоже есть чем гордиться!

– Ди-ма, – зашипела Наташка и, судя по звуку, пихнула мужа локтем.

– Чего? – так же тихо воскликнул он.

– Ничего! – огрызнулась подруга.

– Привет, Ань, – поздоровался отец, поудобнее усаживая сына на руке.

– Здравствуй, – вежливо откликнулась я.

– Наташ, нам выезжать через двадцать минут, а ты еще не готова.

– Да, да, сейчас, – откликнулась она, копаясь в сумке. – Ань, вот здесь записаны все номера телефонов. Мой, отца, госпитального отсека… ой…

– Вот именно, что – ой! – закатила я глаза.

– Папа! Я не хочу с ей оставаться! – подал голос ребенок.

– Ну, это ж ненадолго, сын! Не дуйся, Сашка, – генерал шутливо ткнул мальчишку в живот, – в следующий раз, я тебе обещаю, ты поедешь с нами.

– Я не хочу с ей оставаться, – упрямо повторил мальчишка. – Я ее не знаю! Я хочу Нику!

– Знаешь, – погрозил пальцем папаша, – а Ника сегодня занята и перестань капризничать! А я тебе чего-нибудь привезу.

– Ну, радно, – нехотя пробурчал мальчишка, сползая с отцовских рук.

– Все, мы пошли. Саша, веди себя хорошо, – в последний раз приказала Наташка и, чмокнув отпрыска, наконец, удалилась.

Генерал прошамкал что-то вроде «до свидания» и поспешил за женой. Оставшись без поддержки родителей, недовольный человечек зыркнул на меня и, обойдя по широкой дуге, взобрался на кресло, важно сложив на груди руки.

– Я тебя не рубру! – после недолгого молчания важно заявили мне из кресла.

– О, как! – хмыкнула я и, демонстративно отвернувшись, принялась копаться в сумке с игрушками, выкладывая их на ковер.

– Мама говолит, на ковле иглушки нерзя! – поучительно донеслось сзади.

– Нерзя, так нерзя, – не стала я спорить, заталкивая в сумку все, что успела достать.

– Не длазнись! – надулся мальчишка.

– Не дразнюсь. Сашка, ты в кого такой зануда?

– Я дра тебя не Сашка, а Арександл Дмитлиевеч. Сашка я дра Ники и Орега!

– А, ну кто бы спорил! – усилием сглотнув подступивший хохот, подтвердила я.

Оставив на время дорогого родственника в одиночестве, быстро закончила уборку кухни и разогрела ужин, принесенный Наташкой. Моим кулинарным способностям подруга никогда не доверяла, а уж если дело касалось ее милого чада, и подавно.

– Александр Дмитриевич, не желаете ли отужинать? – поинтересовалась я, заглядывая в комнату.

Мальчишка все так же сидел в кресле и сычом взирал на окружающий мир.

– Нет!

– А придется, – с садистским наслаждением заявила я.

– Не плидется! – заупрямился он. – Кто ты такая, чтоб мне пликазы пликазывать?

– Я твоя сестра, – открыла я человеку страшную тайну.

– Кто?! Ты-ы-ы?! – подозрительно протянул он, ставя мои слова под сомнение.

– Да, я.

– Не-е-е!

– Да, и если ты и дальше будешь капризничать, я позвоню папе, и он тебе ничего не привезет, – ох, доктор, как же некрасиво шантажировать ребенка! Стыдитесь, Анна Дмитриевна. Стыжусь, вот честно, вон, аж глаза со стыда покраснели!

– Ну, радно, – мальчишка нехотя слез с кресла и заковылял в кухню.

Ужин проходил в дружественной атмосфере вооруженного нейтралитета. Маленький мужичок не желал со мной общаться, сосредоточено ковыряя в тарелке. Я не настаивала, перебирая, однако, в памяти, что в моей каюте есть такого, что могло бы заинтересовать малолетнего буку. Мои инструменты? Вряд ли. Телевизор? Нет, он и дома есть. Спасательское оборудование? Может быть, но далеко не факт, тем более нужно еще выдумать, под каким предлогом его разложить, да и жалко отдавать его на растерзание. А вот в комнате Зака очень даже можно найти что-нибудь завлекательное и пока хозяин томится на гауптвахте, есть возможность беспрепятственно покопаться в его жилище. Главное ничего не сломать, а то Зайчонок мне потом тоже чего-нибудь сломает.

Расправившись со своим какао и громко стукнув чашкой по столу, родственничек невнятно поблагодарил за ужин и гордо удалился в свое кресло. Покачав головой, убрала в кухне и потянулась следом. Мальчишка сидел и внимательно разглядывал свои носки, важно скрестив руки на груди, всем своим видом показывая, что не желает со мной общаться, при этом на его сосредоточенной рожице сквозило неприступное выражение «ну, уговаривайте меня, уговаривайте! А я вам отвечу – нет!». Я не стала никого уговаривать и контакты налаживать посчитала излишним, прямиком прошествовала в комнату Зака, не забыв оставить дверь приоткрытой.

Остановившись на пороге, оглядела помещение. Распоясавшиеся мороки полезли изо всех щелей, настойчиво напоминая о предыдущем жильце. Все было на своих местах – приоткрытый шкаф, кровать, застеленная зеленоватым покрывальцем, стол, полуразвернутый стул и даже старенький монитор с паутинкой трещинок на корпусе. Поморщилась, глядя на убежище, между кроватной спинкой и столом… поворот головы, вспыхнувшие скулы, смущенная улыбка, чуть тронувшая губы, искры желания в серебре глаз и черная прядка, переливающаяся в мужских пальцах… я вздрогнула и быстро отвернулась, прогоняя призрака, продолжая с болезненным интересом изучать обстановку, почти не нарушенную Заком. В близких трубах что-то зашумело, будто кто-то перекрыл воду, и показалось, что вот прямо сейчас распахнется дверь ванной и оттуда вывалится мокрый, голый мужчина. Стушуется, густо покраснев, неловко повернется боком, прикрываясь от стороннего взгляда и, буркнув недовольное «предупреждать надо!», скроется обратно, чтоб тут же появиться вновь, но уже благопристойно облаченным в халат или, на крайний случай, с коротким полотенчиком, обернутым вокруг бедер. Почему-то так получалось, что под рукой Влада всегда оказывались только узкие полотенца, длины которых едва хватало охватить бедра. Ну, доктор, кто там, что говорил о том, что все пережито и забыто? Кто клялся и божился, что можешь об этом мужчине думать спокойно? Кто рассказывал себе, что случайные знакомства в барах это не от безысходности, а в поисках нового и светлого? Я сильно прижала ладони к глазам, заставляя себя успокоиться, с ужасом отмечая, что давнишний шрам начинает, как решето, кровоточить из-под каждого шва. Да нет, черта с два! Глупости это все! Да-да, такие переживания они для истеричных барышень, а я не они! Это просто грустно без Зака, а тот, кто был раньше совсем ни причем. Конечно, ни причем, шути, родимая, шути! Ты ж сама все… Заткнись! Впрочем, так надо. Надо было войти в эту комнату, в которую старалась не соваться с момента прилета на станцию, надо было встретиться с призраками, пытаясь приручить их и постараться понять, что ничего страшного не случилось. Так ребенок, шалея от собственной храбрости, залезает в темный чулан, доказывая себе, что там, в чернильном провале, нет никаких огромных пауков и страшные карлы там не живут! А живут там инструменты, швабры с тряпками и старый папин китель, перекошено висящий на гвоздике, темнея пятнами снятых погон, а вон тот высокий рулон вовсе не хищная гусеница, а всего лишь старый, протертый ковер. Надо научиться жить, а не делать вид, что ты огромная, странная птица страус.

Я тряхнула головой и решительно распахнула шкаф. В самом низу, в большом пластиковом ящике хранились творения Зака в разной степени завершенности. Впрочем, хранились это громко сказано, электрические игрушки были свалены в полнейшем беспорядке и заполняли собой почти все пространство, неудобно выпирая телескопическими лапами, ребрами и колесами, сверху небрежно брошен запутанный клубок проводов и проволоки, больше напоминающий заградительную спираль «Бруно» – влипнешь, черта с два выпутаешься. Я аккуратно сдвинула моток, порылась в ящике, стараясь не оцарапаться об острые углы, в поисках металлического шара. К моей радости шар отыскался в середине кучи. И то хлеб – не