Оба они знали, причем Пол — явно, а Мардж — благодаря приобретаемым инстинктам, что дело вряд ли подошло к концу, коль скоро Лондон продолжает вертеться. Для них, правда, эта казнь стала настоящим окончанием эпохи. Они уселись прямо там, где у них подкосились ноги, и немного поговорили, но больше просто сидели и дышали воздухом, в котором не ощущалось Госса и Сабби. Пол поддал ногой сердце Госса, и оно куда-то укатилось.

Когда Госс умер, свет в гараже дважды мигнул, а затем опять — гип-гип-ура! — радостно вспыхнул. Цвета изменились, тени задвигались, как будто эмиссары различных сил — светлых и темных, чистых и нечистых — явились, чтобы проверить распространяющиеся слухи. Прибыли несколько призраков, которых Мардж не видела, но ощущала как перемещения печального тепла. Со счастливым повизгиванием мимо нее пронеслось что-то свинообразное. Вскоре после этого послышался шум автомобиля. Полицейская машина примчалась без сирены, но с мигалкой и скатилась по пандусу прямо к ним. Из нее вылезли три офицера, вооруженные до зубов: с дубинками наготове, с перцовыми баллончиками и электрошокерами, — все глядели с ужасом. Чуть позже из машины, энергично и элегантно, выскочила — волосы и одежда в беспорядке, из одного угла рта идет дым, из другого, дрожа, свисает сигарета, глаза сужены, голова слегка повернута — великолепная, как Боудикка[87], Коллингсвуд.

Она посмотрела на Пола, вытащила одну руку из кармана и сняла с пояса свой тазер, затем посмотрела на Мардж, подняла одну бровь и кивнула, давая понять, что узнала ее. Пощелкав языком, она свистнула и погладила воздух, как голову поросенка.

— Мать-перемать, чтоб тебе… — прошептала Коллингсвуд, причмокнув губами, и выдала в высшей степени приятную улыбку. — Это правда. У вас и впрямь получилось. Чтоб мне!.. Наконец-то. Ну… ни… хрена себе! Нынче вечером можно будет сообщить парочку хороших новостей.

— Я же говорила, со мной много чего происходит, — сказала Мардж.

— Поглядите-ка. Ударьте меня по рукам, если это ложный вызов. А вот и ты, — обратилась она к Полу. — Ну, я не тебя, а тебя имею в виду. Черт, я не знаю, в чем сегодня фишка, но нужно делать то, что можешь, верно? Так что двигайтесь.

Коллингсвуд знаком велела им подняться. Оба повиновались.

— Что это значит? — спросила Мардж: мягко, без возмущения, но с любопытством.

— Дай мне минутку, и я предъявлю тебе целую кучу обвинений, — сказала Коллингсвуд. — В общем, суть в том, что ты пойдешь со мной. С тем же успехом можно говорить о спасении. Ты тоже. — Она посмотрела на Пола; тот стоял довольно смирно и посматривал по сторонам, словно его окружало что-то невидимое. — Я не хочу никаких проблем. Ни от тебя, ни от, сама понимаешь, твоего пассажира. Ради бога, ты же хочешь выбраться изо всей этой херни?

Да, подумала Мардж. Действительно. Коллингсвуд кивнула ей, поняв ответ.

— Ну, тогда пошли, чертова ты наша звездочка.

Пол ссутулился и тоже пошел к машине, затем вдруг рванулся к выходу — мимо Коллингсвуд и ее неуклюжих коллег, толкнув ее по пути. Та покачнулась и выронила сигарету.

— Эй, не балуй, — крикнула она. — Шокера захотел, сволочь?

Один полицейский промахнулся, но от другого Пол получил в спину, прямо в татуировку, две иглы из тазера. Он вскрикнул и упал, спазматически содрогаясь.

— Прекратите! Не надо! — закричала Мардж. — Разве вы не знаете, кто он такой, не знаете, что он?.. Он не может больше сидеть взаперти, потому что…

— Бу-у-у, — сказала Коллингсвуд. — Разве похоже, что меня это волнует?

Она стояла над Полом, а тот напрягался, чтобы сделать вдох. Все-таки, судя по выражению лица, ее это немного волновало. На лице ее читалось… нет, не сожаление, а, скорее, раздражение из-за какой-то мелкой проблемы, как если бы закончилась бумага в ксероксе.

— Никто, мать твою, не собирался тебе въезжать, — сказала она Полу. — Прекратишь ты или нет? — (Казалось, что в каком-то измерении, достаточно близком, чтобы Мардж могла слышать, раздался визг свиньи, который затем ослаб.) — Вот, напугал моего Весельчака. Отведите его в машину, — крикнула она своим подчиненным. — Если Лондон уцелеет, утром разберемся, что с ним делать.

Копы, неповоротливые, как валуны, потащили стонущего Пола к машине. Мардж подумала, что она может убежать, но тут же поняла, что не хочет, и пошла за ними, как ей и было велено.

Это задержание — приглашение? — вдруг показалось ей таким заманчивым. После всего, что она вынесла и пережила, с чем столкнулась, ее ждали «обезьянник» и полицейский чай. А бегает пускай кто- нибудь другой. «Как же, — подумала Мардж, усаживаясь на заднее сиденье и подставляя плечо под бессильно свисающую голову Пола, — чертовски я устала».

— Так. Ты и ты, вы пойдете домой ножками, — говорила Коллингсвуд своим подручным. — Все не влезут. Я не ожидала ареста. Но раз Бэз не промахнулся, значит, со мной едет он. — Двое других заворчали. — Мать вашу, вы, пара кляч. Посмотрите на это с другой стороны: к утру вы оба выгорите из истории, так что не берите в голову, а? — Она уселась. — Бэз, дуй в участок. Разместим наших подопечных, а потом посмотрим, что еще делается.

«Нет, до чего же, — подумала Мардж, — я устала». Пол поднял голову и открыл рот, но увидел в зеркале, как Коллингсвуд грозит ему пальцем, и ничего не сказал. Мардж жалела, что ему не удалось сбежать.