наблюдательный пункт, потому что дом Османа находился наискосок. Хорошо просматривались только крыльцо, часть подъездной дорожки, гараж, кусок газона и парадная дверь. Но ничего лучшего у них не было.
В начале десятого перед входом остановилась белая «тойота-ярис». Оперативник повернул стоящий на треножнике мощный бинокль и припал к нему.
Он увидел, как Беккер выходит и подходит к воротам, где в стальной блестящей табличке было встроено переговорное устройство. Нажал кнопку. Стал ждать.
Нагнулся и что-то сказал в интерком. Снова выпрямился, посмотрел на ворота.
Оперативник перевел бинокль на парадную дверь. Шли секунды. Потом дверь открылась. Вышел Шахид Латиф Осман в мусульманской одежде, подошел к воротам. Не спеша, с достоинством. Что-то сказал Беккеру, остановился у ворот, но не открыл их. Беккер что-то ответил.
Осман покачал головой.
Беккер снова заговорил.
Осман что-то сказал; жестикуляция и мимика стали агрессивными.
Беккер что-то сказал.
Осман сделал жест рукой, обозначающий, что Беккеру лучше уйти.
Беккер снова что-то сказал.
Осман развернулся и зашагал назад, к двери. На пороге обернулся, что-то крикнул, вошел в дом и захлопнул дверь.
Сотрудник ПРА снова навел бинокль на Беккера. Тот еще немного постоял у ворот, а потом направился к машине.
Оперативник уверял, что Беккер улыбался.
В 14.03 сотрудники, которым поручили провести обыск в квартире Миллы, вошли в дом. Все они были людьми опытными. Перед тем как приступить к обыску, они сфотографировали на цифровую камеру все комнаты, все шкафы и ящики стола.
Один из них нашел дневники и сразу позвонил Квинну.
— Двадцать четыре тетради. Самые старые от восемьдесят шестого года. Копирование займет много времени.
— Сфотографируй самый свежий… за последние полгода. Остальное можно копировать постепенно, по кусочку. Начиная с завтрашнего дня.
В 15.32, когда с обыском было покончено и всем комнатам вернули первоначальный вид в соответствии со снимками, прибыли техники, которые установили микрофоны.
К дому номер 15 по Чемберлен-стрит в Вудстоке начали съезжаться члены Верховного комитета.
Оперативница, сидящая в доме напротив, тут же позвонила Квинну и убедилась, что вся аппаратура работает.
Она слушала, не особенно надеясь на микрофон, вделанный в кронштейн спутниковой тарелки.
К ее удивлению, в 15.59 она услышала возмущенный голос Шахида Латифа Османа:
— Представляешь, он заявил, что его отправил ко мне Шабангу! Шабангу сказал, что у меня его деньги… У Птички-Невелички или у меня!
— Успокойся, Шахид, не забывай о сердце… Ты запомнил номер машины? — спросил Шейх, или Сулейман Долли.
— Да.
— Пошли вниз; там и поговорим.
Он позвонил ей в начале седьмого.
Она сидела в спальне, перед ноутбуком, намереваясь поработать над книгой.
На дисплее высветился незнакомый номер.
— Милла слушает, — осторожно сказала она.
— Жареная картошка в «Выборе рыбака» всегда золотистая, хрустящая, очень горячая и свежая, а хек прямо тает во рту. И вечер сегодня чудесный.
— Что жителю Фри-Стейта известно о хеке, тающем во рту?
— Абсолютно ничего, я просто надеялся, что ты не сумеешь устоять, услышав такие поэтичные сравнения.
— Они пробуждают воспоминания…
— Мы, уроженцы Фри-Стейта, люди простые. Это значит «да»?
— Где находится «Выбор рыбака»?
Квинну переслали фотокопии страниц дневника Миллы Страхан. Вначале на его мониторе появились записи, сделанные в последнюю неделю.
Квинн прочел о ее первой встрече с Беккером — вечером в пятницу, на танцах.
Беккер ловко все устроил!
Квинн читал о сомнениях Миллы, понял, что вначале ее мучили угрызения совести, а потом она втянулась. Перешел к началу файла, перечел записи за последние полгода. Тогда она была еще домохозяйкой. Одинокой. Потерянной. Двигаясь по словам, как по следам, Квинн прочел о ее стремлении к свободе, записи о том, как она устроилась в ПРА, как она намерена бороться за сына. Он читал самые ее интимные мысли, следил за ее постепенным пробуждением.
Несмотря ни на что, Милла ему нравилась. И он все больше убеждался в ее невиновности. Она оказалась случайной щепкой, подхваченной мощным вихрем операции «Шавваль».
Потом зазвонил телефон.
— Беккер только что звонил мисс Дженни. Они снова идут в ресторан.
Рейнхардт Ронн лежал на кровати. Анси, глава администрации в Объединенной рыболовной компании, положила голову ему на живот. Она курила сигарету, держа пепельницу на бедре.
Он сказал:
— По-моему, не так давно здесь с тобой был один мой старый приятель.
— Кто?
— Шахид Осман. Из Кейптауна.
— Ты знаешь Османа?
— Если честно, знакомство у нас в основном деловое. Вчера я разговаривал с ним по телефону и случайно обмолвился, что я в Уэлвис-Бэй. Он сказал, что месяц назад тоже приезжал сюда по делам. Оказывается, он ведет дела с вашей компанией.
— Мир тесен, — заметила Анси.
— Я даже не знал, что он импортирует рыбу.
— Нет, рыба его не интересует.
— Вот как?
— Как по-твоему, чем занимается Осман?
— Импортом, — нарочно туманно ответил Ронн.
— Нам он сказал не так. Он назвался брокером. Перекупщиком.
— И что он перекупает? Рыбу?
— Нет. Корабли. Он купил одно наше судно.
59
Они сидели в ресторанчике на Ватерфронте, у причала номер четыре. В спокойной воде залива отражались тысячи огней. Милла слушала Лукаса Беккера. Он говорил негромко, мирно, спокойно. В его
