что и Вы и учредители «культуры» в Праге), то в иной плоскости, гораздо более для Вас важной – плоскости завоевания литературного имени – есть доля и пользы. Ведь Подорожник колол их казенной культурой, справедливо указывая на Ваш пример – настоящая живая ценность должна паломничать из Праги в Харбин в поисках своего осуществления.

 Хотелось бы, чтобы эта наша первая встреча не оборвалась, а дала начало более близкому знакомству. Исполняя Вашу просьбу, посылаю Вам несколько номеров «Молвы». Очень благодарен Вам за готовность Вашу оказать мне в свою очередь услугу. Принимаю это в порядке завязывающейся между нами дружбы. В Варшаве так трудно с книгой, что, несмотря на большое свое желание, я до сих пор почти не знаком с евразийским течением, а о Н. Федорове знаю только понаслышке. Буду Вам очень благодарен за наиболее характерное для Н.Ф. из евразийской литературы^[228] . То, что Вы укажете, я, прочтя, отошлю Вам обратно. Сноситься со мною удобнее всего по адресу Российского Общественного Комитета.

 Собравшись ответить мне на это письмо, напишите мне также о литературной жизни в Праге. Печатаетесь ли Вы где-нибудь сейчас? Работаете ли серьезно над углублением своего оригинального дарования? Недавно читал отпечатанные на гектографе Ваши статьи (особенно понравилось о Хлебникове – надо бы подробнее – кстати, нельзя ли бы хоть на короткий срок его сочинения?). Когда книга этих статей будет напечатана?^[229] Жду ответа. Сердечно Ваш Л. Гомолицкий.

                                                             22-VI-33

 Дорогой Лев Николаевич! Итак – знакомство состоялось – теперь будем ожидать личной встречи, чтобы его закрепить и обратить в дружбу. Вы приносите извинение в том, что пишете на редакционной бумаге. Я же должен принести повинную за привычку стукать на машинке. Совсем разучился писать чернилами (если не пишу на машинке – пишу карандашом – это всё «последствия гражданской войны»!). Ваш рассказ о рецензии заставляет меня испытывать разнообразныые чувства. Прежде всего – это замечательное свойство человеческого слова – вызывать детонацию переживаний и настроений. И ту именно детонацию, которая имелась в виду! Вы отметили в своем отзыве те места книги, которые писались с немалым душевным трепетом. Что иное – если не очевидное «родство душ» – обнаруживает это? – И потом, вторичная аппробация со стороны главного редактора. Ведь, наверное, главный редактор – человек успокоенный – в том смысле, что уже привык к «сенсациям», «новинкам» и пр. Его мнение мне также очень дорого!.. Я перечитал заметку г. Подорожника и восстановил в памяти то, что писал Вам по поводу этой заметки. Кажется, тут небольшое недоразумение? – Я абсолютно не чувствую себя задетым!! Напротив, мне чрезвычайно лестно (честное слово!) сознавать, что мое имя поставлено с именами лучших русских художников. Кроме того – самый факт, что в Варшаве нашелся незаинтересованный человек, человек большой культуры, который так высказался, – меня ободряет и возбуждает во мне некую новую волну веры в людей. – Но есть другая сторона дела. – Я говорю о тех людях, которые были задеты г. Подорожником. Повторяю – они обижены, и – кажется – зело. Обижены они гл<авным> о<бразом> на «Молву». Но «изливают раздражение» на причину (как они полагают) заметки г. Подорожника, т.е. – на Вашего слугу... Скучно и утомительно рассказывать: – как и почему установились достаточно неприязненные взаимоотношения между одной и другой частью русской колонии в Праге. Иной раз – эта неприязнь скрыта глубоко (и не очень глубоко) в сердцах и душах. Иногда – вырывается наружу подобно Везувию или, лучше, грязевой сопке – более похоже... Таким образом, наверное, нашлись люди, уже создавшие какую-нибудь легенду, вроде того, что я просил кого-нибудь в Варшаве – написать вот такую вот заметку, и так далее. Повторяю: – скука. Хочу резюмировать: не я обижен – о, нет! – я – польщен! – но обижены устроители Дня культуры (я к ним не принадлежу!) – и их обида (может быть, и заслуженная, ими самими вызванная) – меня огорчает. Ведь и то сказать: – каждый хочет жить и утверждаться в жизни. Одни это делают так, другие иначе. Герострат подпалил храм. Добчинский, Бобчинский – дали взятку Хлестакову, чтобы он сказал в Питере, что – да, в таком-то городе проживают такие-то люди... Одним словом – нельзя никому запрещать забавляться на свой лад. И если уж зашел об этом разговор, то главная драма между двумя поколениями эмиграции, несомненно, заключается в том, что младшее поколение – худо ли, хорошо ли – хочет идти с жизнью, вдумывается в проблематику революции, ищет выхода, опираясь на факты современности. А старшее – начисто отрицает то, что произошло в России с октября 1917 г. – не желает считаться с фактами, не желает пересмотреть однажды взятую на веру догму. Я присутствовал при нескольких собраниях, где происходили битвы между двумя поколениями (да и сам подчас бился). Но вспоминаю характерную оценку. В один городок под Прагой прибыли представители старшего поколения – агитировать не то в пользу «Возрождения», не то «России и Славянства». Собрали публику. Защищался такой тезис: – желание молодежи оторваться от старших – есть желание сбросить с себя цепи истории, бремя традиций; – в пределе – это желание обнаруживать рабскую психологию не- свободных людей... И если, добавляли они, сейчас в моде издеваться над старшим поколением, то не напоминает ли вам это глумление Хама?.. и т.д. Потом стали возражать младшие (весь разговор велся довольно резко, публика не стеснялась). Их слова сводились к следующему: – сейчас старики призывают идти за ними, натягивая на себя тогу хранителей традиций. Но ведь вы, сволочи, брешете (извините за пунктуальность передачи). Именно вы, наши «отцы», отказались от традиций, воспели революцию и произвели революцию, и как раз в момент, когда приход революции означал самоубийство России. А теперь вы нам толкуете о традициях! теперь вы заранее обвиняете нас в рабстве (психология!) и хамстве (сын Ноя), потому – что ваш путь – не наш путь. С таким подходом вы ничего не достигнете и т.д. А один из «молодежи» (молодежь относительная, лет 25-35) грозил воскресить обычай каких-то островитян, у которых считалось «милосердным» проломить череп вождю, проигравшему битву, – дабы он не мучался всю остальную жизнь. – Получается неожиданная картина. «Отцы» – бывшие революционеры – теперь консерваторы, трусы в области мысли. «Дети» – бывшие анти-революционеры – даже контр-революционеры – оказываются сразу: против отцов и против коммунистов – считая, что эти ягоды – одного поля... Уже значительно позже, в этом году (а описанный инцидент происходил лет 8 назад) – я тут выступал с докладом на тему: Империя, Революция, Возникающая Россия. И судя по той злобе, которую вызвал мой доклад у людей промежуточного положения (т.е. как раз т<ак> наз<ываемых> отцов) – можно сказать – попал в точку. Ибо – эти люди (Струве, Милюков, Керенский и Ко) в свое время шли с революцией (1905) – предали ее; пошли потом с реакцией, с падающей империей – чтобы потом предать и ее – во время войны, в руки коммунистов. Игрой злой судьбы эта же компания «возглавляла» белое движение – чтобы и его проиграть. И сейчас – эти же (!) люди мешают новым силам вступить в единоборство с коммунистами. Мешают чем? – клеветой, сплетней, доносом, нежеланием сознаться в ошибках, нежеланием прислушаться к зовам и требованиям эпохи.

 Ну, я увлекся.

 «Молву» еще не получил – благодарю за внимание.

 Посылаю кое-что из ЕА <евразийской> литературы, также из федоровской. Недавно я читал спор о смерти между г. Брандом и еще кем-то^[230]. Спор интересный, но оба спорщика, так сказать, «не в курсе дела». Современная философская, научная и религиозная мысль гораздо сложнее, глубже и многообразнее подходит к этому важнейшему вопросу. Рекомендую Вам книги: Л. Берг «Номогенез», СПБ, 1922, Успенский «Терциум органум» Берлин, 1931, о. П. Флоренский «Столп и утверждение истины», два издания – старое московское, новое (1931) берлинское. Далее, А. Бергсон, Творческая эволюция, С. Метальников «Проблема бессмертия», 1924, и, конечно, Н.Ф. Федоров – еще в конце XIX века обогнавший всех их – необыкновенный, боговдохновенный, пречистый, глубочайший и гениальнейший всемирный и на все времена мыслитель. То, что я Вам вышлю – пожалуйста, оставьте у себя. Об одном прошу: – дайте движение посланным материалам. Движение какое? – в печати, в слове (лекции), наконец – дайте прочесть тем, кто достаточно уже видел, жил, страдал и