Тогда он встал. Дым черный расстилал Покров на бурном омуте глубоком. Гудел буксирчик малый и стонал, Разодранным кренясь на волны боком. Крик женщин. Малышей истошный зов. В реке на самом стрежне чье-то тело. Оно на волнах билось и белело, И шла волна на глину берегов. То видел он. Ремни на автомате Сорвал с плеча. Вошел он в глубь реки И вглядывался в тельце в светлом платье И в судорожный, слабый взмах руки. Он властно плыл, с размеренною силой Кладя на волны рук широкий взмах, Чтобы на крепких вынести плечах Из бездны жизнь, которой смерть грозила. И вновь на вязкий, глинистый откос Он шел из шума омутов тревожных, И на руках он, к боли осторожных, Спасенную им женщину пронес. Он нес ее. Он видел, потрясенный. След страшной муки на лице худом И тонкой раны трепетный излом На бедной груди женщины спасенной. А кровь кричала и сияла, жгла, Стекая тихо на мужские руки,— Те капельки зловещего тепла, Те красные медлительные струйки. Она была нежданна и чудна, Та женщина не из его любови, Но жуткой наготою алой крови Сроднилась с ним негаданно она. Он вспомнил дом, родимую округу, И добрый труд, и дружбу, и семью, И ласковую, нежную подругу, Желанную, заветную свою. И он ее, печальную, сквозь дали Узрел, как свет, что сердцу вдруг блеснул, И словно бы сквозь кровь и все печали Защиты руку милой протянул. И понял он, что тысячам незнанных И чьих-то дочек, матерей, супруг, Сестер, подруг, любимых и желанных, Стал как спаситель и надежный друг. Он стал таким. Он — с выдержкой такою. Есть сила в нем. Упорства ярость есть, Расплатою он щедро успокоит В бою свою разгневанную честь. О ненависти, мести кровь кричала, Та, что ему ладони обожгла. Нацель так мину, чтоб врага кромсала, Направь так пулю, чтоб разить могла! Кропи же землю, кровью людореза, Сражайся насмерть в буре огневой, Чтоб во вселенной прекратился вой Фашистского проклятого железа! Оно здесь воет. Тучи разорвав, Взмыл враг. Гудит сирена у затона. И, вкручиваясь в окоем стремглав, Гигантских бомб свисают веретена. Пусть валит сталью и огнем разрыв, Пускай осколки рыщут оголтело — Встает боец, собой от них укрыв Той хрупкой женщины живое тело. Мужчина он из рода своего, Шагал и жил он этим нежным телом, Его страданьем, горем онемелым
