Что было раз — тому не повториться.Была Тбилиси ночь. И был лишь череп твой.Я с трепетом глядел в твои глазницы,—Лежала в них земля, и сумрак, и покой.Пещеры глаз темнели величаво,Как склепы некие над сном подземных вод.То был тайник скорбей — могучий свод,Грот мудрых снов прославленного пшава.И я глядел сквозь грот и в тучах видел дали,Как бы скрещения тропинок иль мечейИль ветви дуба там, в твоем Чаргали,Где в плиты скал вчеканен был ручейИзвилистым узором на кинжале.То тени снов, сокрытых в лабиринте —В мозгу седого рыцаря-певца.А ночь ползла, как барс, по кручам на Мтацминде,Чтоб глянуть на черты нетленного лица,И уцелевший лик нам поразил сердца.И страшно было нам его страшиться взора.Он с нами был — суровый пшавский муж,Он смел с пути осколки мелких душИ мужество возвел крутой тропою в гору.Важа, Акакий, Александр, Илья…Осыпана огнем, внизу гремит земля,Стихов созвездье встало над Тбилиси,И кипарисы над камнями тут,Как бы мечи трехгранные, взвилися,—И горы ими отдают салют.1935Перевод Н. Ушакова
4
РОДНИК
К 1500-ЛЕТИЮ ТБИЛИСИ
Измученный вонзившейся стрелою,Олень с трудом достиг мохнатых круч,Где из глубин точился дымный ключ,Клокочущий целебною водою.Подставил рану под струю тепла,И прежняя стремительная силаВновь по усталым мышцам потеклаИ слабнущее сердце укрепила.Олень поднялся. Прежний трубный звукУнесся к синим горным гребням в дали,И, видя это чудо, ГоргасалиПослушно опустил свой прыткий лук.Но, удали своей ища исхода,Он городу велел немедля встать,Где горы дарят воду-благодать,Горячую, как нрав его народа.Прошли века, но до тех пор, покаПервооснова гор не охладела,Ключи в духмяных логах СакартвелоЖивут и будут жить еще века.Но никогда еще, Тбилиси древний,Обильные целебные ручьиТакою силой, щедрой и напевной,Не вспаивали мускулы твои.И, словно герб твой, вижу я воочьюОленя, что взметнулся с вольных горВ грядущих дней распахнутый простор,Навстречу солнцу, жизни средоточью.