что горло мне сковал, и землю прадедов, задымленну, разъяту, и пулю, что ввинтилась в лоб солдату,— он пал возле ворот, убитый пулей пал. То был мой сын. Он выбежал без страха навстречу им с гранатой. Он не трус. Он пал. Мундир. Ременный пояс. Бляха с готическою вязью: «Gott mit uns».[88] Он с нами, бог? Тут, в духоте смертельной, тут, в трупном гное, в гибельном бою, где кровь на лоб плеснул свинец прицельный? Я жду. Я озираюсь. Я стою. Здесь, в безнадежности огромной,                                                     беспредельной, хочу надежду отыскать свою. Но все надежды сдохли и смердят, как псы, которым разнесло хребет, им места нет в руинах и смертях среди тупого скрежета ракет. А мы под ними бегали и падали, ревели в страхе, никли от тревог, врастали в ямы, ползали по падали, и с нами был поверженный наш бог. Он с нами был. Глядите, он ползет, измазанный в крови, в грязи, в стыду, бормочет что-то, сам себя грызет, себя терзает за свою беду. Вот он, наш бог, наш белокурый бог, он издревле хранил немецкий мир. Упрятался он, убежал иль сдох? И кто он — зверь, упырь иль дезертир? Я жду. Я озираюсь. Я стою в моем разбитом дедовском раю над бездною над черною, над серою, над трупом сына, над своим концом. Что я увижу? И во что уверую, к живым сердцам оборотясь лицом? Нет никого. Никто нейдет, спеша, чтоб слово молвить. И никто не глянет. Не даст мне хлеба ни одна душа, не облегчит и руку не протянет. Вот вам ладони, заскорузлы, рыжи. В них были заступ, и топор, и штык, бутыль вина из самого Парижа, и киевлянкой вышитый рушник, и кнут, и Библия, и пара незабудок, и маргаритки, и трехцветный флаг, и малый сын, и груди проституток, и свастики змееподобный знак. Теперь они висят, как высохшие плети или мешки, что смяты и пусты. Всё позади. Нет ничего на свете среди пожарища и темноты. Там где-то взблески, перекаты, выстрелы — там, за холмом, в соседних хуторах, а здесь уж танкам больше не оттискивать в пыли дорожной свой тяжелый трак. Лежит дорога, вздыблена и взорвана, железным ломом тяжело завалена, и клубы дыма вьются, словно вороны, и в хуторе таращатся развалины, и тянет чадом над домами черными, и смерть молчит. Ни отзвука. Ни отклика. Лишь мертвецы зеницами упорными уставились в обшарпанное облако. Я вижу это.
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату