вывести из равновесия.

Шить я тоже научилась очень даже неплохо. С первых дней я про себя называла иголку крошечным мечом, и подобный настрой, видимо, на самом деле помогал сосредотачиваться на задании кадар Аиври, присматривающей за ученичецами.

А вот работа на кухне стала воистину каторжным трудом. После нескольких неудачных попыток научить меня хотя бы сносно готовить, главный повар предоставлял мне заниматься разве что самым простейшим: чистить продукты да мыть посуду. И нельзя сказать, что я не старалась! Даже очень. В память запали слова Атиноры про необходимость научиться всему, чтобы выживать в любых условиях, и неспособность освоить простейшие навыки удручали. И если иголка вполне приравнивалась к оружию, то, как ни парадоксально, с кухонным ножом такой трюк самовнушения не удавался.

Верховая езда также не стала особенным препятствием на моем ученическом пути. Я испытывала к благородным красивым животным такую же глубокую привязанность, как и к другим младшим братьям и сестрам. И лошади 'платили' мне тем же, легко подчиняясь малейшему натяжению повода и движению коленей.

С Майрой и Вазари мы вскоре стали закадычными подругами. Эти две девушки приняли меня третьей в свой неразлучный тандем. Наверное, именно поэтому время, проведенное в Школе, стало едва ли не лучшими воспоминаниями на всю будущую жизнь.

О том, как сильно я отличаюсь от своих подруг внешне, уже даже успела подзабыть. Впрочем, ненадолго. На пятом году обучения девушкам разрешалось выходить в город самостоятельно. Вот тогда-то всеобщее внимание мгновенно напомнило мне об иностранном происхождении.

Длинные серебристые волосы струились ниже пояса, а если учесть, что я была выше подруг более чем на полголовы, не уступая ростом большинству мужчин этой жаркой страны. Немалое количество восхищенных взглядов, как местных мужчин, так и тех, кто приезжал в столицу Арфата, по причинам торговли или в поисках приключений, как ни странно, раздражало и сильно смущало. Поэтому я предпочитала редко покидать территорию Школы. Не тянуло меня туда, где было шумно, где грохотали повозки, где кричали продавцы, стараясь привлечь внимание покупателей к своим товарам, где из таверн, особенно в вечернее и ночное время, доносились пьяный смех и крики посетителей. Мне не нравились взгляды, которыми окидывали меня женщины, торгующие на улицах своим телом и любовью: оценивающие, завистливые, злобные, а иногда и заискивающие, что смущало наибольше.

Куда значимое удовольствие доставляли выезды на природу. Довольно часто мы с подругами садились на лошадей, брали еду да подстилки и отправлялись в какой-нибудь далекий уголок заповедника, чтобы отдохнуть и посплетничать. Сестры всегда были в курсе всех дел, благодаря положению их отца при дворе. Они охотно посвящали меня во все тонкости жизни при дворе Арфатина. Сплетничали о знаках внимания тех или иных молодых людей, и кому эти знаки были адресованы. И, конечно же, мечтали. О том, что мы будем делать, когда закончим обучение, о дальних странствиях и приключениях.

Впрочем, так продолжалось не слишком долго. Я взрослела, появлялось желание нравиться противоположному полу. Взгляды окружающих уже не раздражали, а льстили. Постепенно пришло понимание, что я довольно выгодно выделяюсь на фоне темноволосых женщин Арфатина, и меня считают экзотичной и красивой. Пожалуй, только жесткая дисциплина, прививаемая с первых дней обучения, и плотный график занятий не давали подросткам думать только о противоположном поле и любовных приключениях.

Однажды, когда выдался свободный день, мы выбрались на прогулку в город: прошлись по шумному базару, постояли возле прилавка, на котором продавалось оружие, но, разочаровавшись в его качестве, направились дальше. Потом вышли на улицу, что вела к главным воротам и пристани, и направились в порт посмотреть на корабли, пришедшие из разных королевств.

И вот тут то и произошло событие, круто изменившее мою планируемую жизнь в качестве наемной воительницы. К тому времени я почти убедила себя, что нужно продолжать двигаться вперед без оглядки на прошлое, которое уже и не вернуть. Когда мы дружно остановились возле очередного лотка, чтобы полюбоваться на украшения, изготовленные золотых дел мастерами Тандары, послышался гомон толпы. Приближающаяся кавалькада всадников явно чем-то отличалась от обычных отрядов городской стражи, круглосуточно патрулирующих улицы - такого ажиотажа они бы не вызвали.

Повернувшись, я застыла, во все глаза рассматривая человека, скачущего сразу за послом, о чем свидетельствовала форма сопровождающих его воинов-северян. Я думала, что забыла многое из своей прежней жизни. Оказалось, что глубоко заблуждалась. Мимо нас, гордо подняв голову, на лошади проезжал мужчина, в лицо которого я со страхом смотрела однажды темной летней ночью почти семь лет назад, солдата, обещавшего маленькой девочке, которой я тогда была, десять конфеток. Сейчас я смотрела на одного из убийц матери.

Развернулась на месте, и, пробормотав какое-то невнятное оправдание удивленным подругам, я направилась в Школу. Схватив сабли, ставшие моим излюбленным оружием, я до изнеможения тренировалась в зале. И каждый раз, когда наконечник одного из клинков глубоко входил в соломенного противника, я мечтала, что когда-нибудь увижу, как оружие также вонзается в плоть этого человека.

Той же ночью мне приснился сон о событиях злополучной ночи смены власти в Артионе. Кошмар о событиях, детали которых должны были бы уже стереться из памяти за прошедшие годы.

На следующий день тренировку я начала с теми же мыслями, что и накануне, каждый раз представляя, на месте манекена того солдата-предателя.

- Все. Я не буду заниматься с тобой, пока не объяснишь причину, по которой ты допускаешь ошибки, которые редко бывают даже у второкурсниц, - Тартая отложила меч и сложила руки на груди. - Я очень внимательно тебя слушаю.

Я со вздохом опустила плечи, позволяя наконечнику меча коснуться пола. Я прекрасно знала, что преподавательница от своего не отступит, пока не получит ответа. Терпения ей было не занимать. Если я собиралась выполнить задуманное, то играть в молчанку было не лучшим решением. Пришлось начать говорить о том, что случилось накануне в городе.

- Во мне проснулись все воспоминания. Всю ночь я раз за разом переживала события, приведшие к смерти моей матери. И мне все равно, что этот человек в свите посла - я найду его и убью. И у меня мало времени - они скоро возвращаются к себе в королевство. В моекоролевство! - последнюю фразу я уже едва не кричала. Мне было безумно обидно за все. Что боги так нечестно поступили со мной, лишив семьи, дома, принадлежащего мне по праву титула.

- Утерянное тобой королевство, - жестко прервала мои размышления Тартая. - Как ты собираешься их найти?

- Ненависть меня поведет… - договорить снова не удалось.

- Вот значит как, - женщина задумчиво убрала со лба выбившуюся прядь волос. - Вот, что я тебе скажу. Ты на неделю отстраняешься от тренировок. А чтобы занять это время, я назначаю по четыре дополнительных часа роботы на кухне на каждый день. Я думаю, теперь у тебя будет вдосталь времени, чтобы научиться не только фехтовать, но и думать. В том числе и на счет того, за что ты наказана. Это первое предупреждение. Через неделю ты придешь ко мне. Хотелось бы знать, что ты надумаешь.

Преподавательница вышла, оставив ошарашенную меня глотать слезы обиды за несправедливое наказание. Крутанувшись, я зло запустила мечом в угол, с удовлетворением услыхав, как жалобно звякнул металл о каменные плиты пола. Впрочем, это чувство очень скоро сменилось сожалением и стыдом. Подняв оружие, я проверила, не появилось ли на лезвии зазубрин, и не погнулся ли металл, и поставила меч в стойку.

Самое интересное, что и тогда у меня даже мысли не закралось, громко хлопнув дверью, покинуть Школу. И далеко не только потому, что она была единственным домом, который я знала. Не потому, что мне некуда было идти. Я твердо была уверенна: Тартая знала, что говорила. Теперь оставалось только внимательно обдумать все события и понять, за что на меня было наложено наказание.

Подобный рациональный подход к случившемуся вовсе не был одним из 'симптомов моей гениальности', как это называла Майра. Если подобные мысли, если такие периодически и возникали, а надо признать, что они таки возникали, быстро искоренялись преподавателями. Атинора, будучи одним из самых дорогих мне людей, и то спуску в такие периоды не давала. Все дело заключалось в том, что, прожив в Школе уже более шести лет, я ни разу не видела несправедливого отношения ко мне или к другим