Нет граф, обозначающих «наполовину». Но сама идея ставить отметку в графах несовместима с правдой, которая состоит в том, что многие, если не большинство людей, являются сложной смесью предлагаемых категорий и «других». Я склоняюсь к тому, чтобы отказаться помечать любую графу, или добавить мою собственную графу, обозначенную «человек». Особенно, когда раздел использует неискренний эвфемизм «этническая принадлежность».
В-третьих, в особом случае «афро-американцев» есть что-то культурно эквивалентное генетической доминантности в нашем употреблении выражений. Когда Мендель скрестил морщинистый горох с гладким, все первое поколение потомства было гладкими. Гладкий является «доминантным», морщинистый – «рецессивным». В первом поколении у всего потомства был один гладкий аллель и один морщинистый, все же сам горох был неотличим от гороха без морщинистых генов. Когда англичанин женится на африканке, потомство являются промежуточным по цвету и по большинству других особенностей. Это не похоже на ситуацию с горохом. Но все мы знаем, как общество назовет таких детей: всегда 'черными'. Темный цвет кожи – не истинный генетический доминантный признак, как гладкость у гороха. Но социальное восприятие темного цвета кожи ведет себя как доминантный признак. Это – культурный или меметический доминантный признак. Тот, что проницательный антрополог Лайонел Тайгер (Lionel Tiger) приписал расистской «метафоре загрязнения» в культуре белых. И без сомнения, существует также сильное и понятное желание со стороны потомков рабов солидаризироваться со своими африканскими корнями. Я уже высказывался об этом в «Рассказе Евы» – относительно телевизионного документального фильма, где ямайские иммигранты в Великобританию эмоционально воссоединялись с предполагаемой «семьей» в Западной Африке.
В-четвертых, существует высокая межэкспертная согласованность в наших расовых классификациях. Человек, такой как Колин Пауэлл, смешанной расы и с промежуточными физическими признаками не описывается как белый одними экспертами и как черный другими. Небольшое меньшинство опишет его как смешанного. Все другие непременно опишут г. Пауэлла как черного – и то же самое ждет любого, кто продемонстрирует малейший след африканской родословной, даже если процент его европейских предков является подавляющим. Никто не описывает Колина Пауэлла как белого, если не пытается добыть политические очки тем фактом, что это слово дисгармонирует с ожиданиями аудитории.
Существует полезная техника, названная «межэкспертной корреляцией». Это критерий, который часто используется в науке, чтобы установить, что действительно является надежным основанием для суждения, даже если никто не может точно определить, каково это основание. Объяснение, в данном случае, следующее. Мы, возможно, не знаем, как люди решают, является ли кто-то «черным» или «белым» (и надеюсь, что я только что продемонстрировал, что это не потому, что они являются черными или белыми!), но должен быть своего рода надежный критерий, скрывающийся здесь, потому что любые два случайно выбранных эксперта придут к одному и тому же заключению.
Факт, что межэкспертная корреляция остается высокой, даже по огромному межрасовому спектру, является впечатляющим доказательством чего-то весьма укоренившегося в человеческой психологии. Если это подтверждается межкультурно, то это будет напоминать обнаружение антропологами восприятия цветов. Физики говорят нам, что радуга, от красного через оранжевый, желтый, зеленый и синий к фиолетовому, является простым диапазоном длины волны. Это биология и/или психология, а не физика отделяет особо примечательные длины волны вдоль физического спектра для специальной трактовки и обозначения. Синий имеет название. Зеленый имеет название. Сине-зеленый не имеет. Интересный вывод из экспериментов антропологов (в отличие, между прочим, от некоторых влиятельных антропологических теорий) состоит в том, что есть значительная согласованность в отношении таких названий в различных культурах. У нас, похоже, есть такой же вид согласованности в суждениях о расах. Она может оказаться еще более сильной и более ясной, чем для радуги.
Как я сказал, зоологи определяют вид как группу, участники которой скрещиваются друг с другом в естественных условиях – в дикой природе. Не берется в расчет, если они размножаются только в зоопарках, или если мы используем искусственное оплодотворение, или если мы дурачим самок кузнечиков содержащимися в клетке поющими самцами, даже если произведенное потомство фертильно. Мы могли бы дискутировать, является ли это единственным разумным определением вида, но это – определение, используемое большинством биологов.
Однако если мы желаем применить это определение к людям, есть особое затруднение: как мы отличим естественные от искусственных условий для скрещивания? Это нелегкий вопрос. Сегодня все живущие люди твердо отнесены к одному и тому же виду, и они действительно успешно скрещиваются. Но критерий, как Вы помните – хотят ли они делать это в естественных условиях. Каковы естественные условия для людей? Существуют ли они до сих пор? Если во времена предков, как иногда сейчас, два соседних племени имели различные религии, различные языки, различные диетические предпочтения, различные культурные традиции и были непрерывно в состоянии войны друг с другом; если члены каждого племени были воспитаны в вере, что другое племя было неразумными «животными» (как это случается даже сегодня); если их религии учили, что потенциальные половые партнеры из другого племени были табу, «шикса» или нечистыми, не могло быть никакого межплеменного скрещивания между ними. Все же анатомически и генетически они могли быть совершенно такими же, как другие. И изменение одних лишь только религиозных или других обычаев могло бы сломать барьеры к межплеменному скрещиванию. Как, тогда, можно было бы попытаться применить критерий скрещивания к людям? Если Chorthippus brunneus и C. biguttulus отделены как два различных вида кузнечиков, потому что они предпочитают не скрещиваться, хотя физически могли бы, могли бы люди, по крайней мере, в древние времена племенной замкнутости, однажды быть разделены таким же образом? Chorthippus brunneus и C. biguttulus, как Вы помните, во всех заметных отношениях, кроме их песни, идентичны, и когда они (легко) склоняются к скрещиванию, их потомство полностью фертильно.
Независимо от того, что мы можем думать как эксперты внешних признаков, человеческий вид сегодня генетически особенно однороден. Возьмите такие генетические вариации, какими действительно обладает человеческая популяция, мы можем измерить долю, связанную с региональными группами, которых мы называем расами. Окажется, что это маленький процент от общего количества: между 6 и 15 процентами в зависимости от того, как Вы его измеряете – намного меньше, чем у многих других видов, где были распознаны расы. Поэтому генетики делают вывод, что раса – не очень важная характеристика особи. Есть другие способы выразить это. Если бы были истреблены все люди, за исключением одной локальной расы, то значительное большинство генетических вариаций человеческого вида сохранилось бы. Это интуитивно не очевидно и может быть весьма удивительно для некоторых людей. Если бы расовые формулировки были столь содержательны, как привыкли думать, например, большинство людей викторианской эпохи, то Вам, конечно, нужно было бы сохранить значительный диапазон всех различных рас для сохранения большей части вариаций человеческого вида. Однако дело обстоит не так.
Это, конечно, удивило бы викторианских биологов, которые, за немногими исключениями, видели человечество через слегка окрашенные расовые очки. Их позиция сохранилась в двадцатом столетии. Гитлер был необычен тем, что получив власть, превратил расистские идеи в правительственную политику. Многие другие, не только в Германии, имели такие же мысли, но не обладали властью. Я ранее цитировал мечту Г. Уэллса о его Новой Республике («Прозрения», 1902), и я делаю это снова, потому что это – столь полезное напоминание о том, как ведущий британский интеллигент, считавшийся в свое время прогрессивным и лево-настроенным, мог говорить такие ужасающие вещи всего лишь столетие назад и при этом почти не обращать на себя внимание.
Я предполагаю, что мы должны извлечь пользу из изменений, которые произошли в нашей позиции
