писать про свою смерть?! Пиши!» — властно и по-королевски приказало 'Я'.
— Стоит ли так волноваться, Ваше Величество, — робко отозвался я. — Диктуйте, я записываю.
И моя королева, госпожа буква «Я», выпятив и изогнув свою полукруглую грудку вперёд начала. Приказываю!
«Все люди в городе, нет, лучше во всех странах и континентах… В общем, на всём земном шаре прекратиться всякая и любая производственная работа. Остановятся заводы, фабрики и все международные фирмы. Встанут поезда, не будут летать самолеты — целую неделю! Да. Непременно полная неделя траура по мне. По радио и телевидению (всех стран) каждый час — траурные сообщения о моей трагической гибели. В остальное же время пусть звучит симфоническая музыка, прощальная, трагическая, похоронная — гимны, реквиемы и оратории — и никакой развлекаловки и боевиков. Все газеты, толстые и тонкие журналы, мелькают моими портретами в рамках и прощальными некрологами. Да знаете ли вы, что это был за человек?! Кого мы безвозвратно утеряли?! Люди мира под влиянием лавины информации постепенно проникались глубокой печалью. Многие не могли сдержать слёзы. Самых слабых мысль- осознание-отчаяние невосполнимой утраты и постигшего горя пронзала в самых неожиданных местах: в метро, магазинах, на улицах… Они падали на землю, на асфальт и, не в силах больше сдерживать толчки всхлипов, начинали биться в конвульсиях и судорогах рыданий. Некоторые рвали на себе волосы и посыпали голову придорожной пылью. Другие сидели на краю тротуаров, застывшие, обездвиженные, с отупевшими от горя ничего не выражающими, стеклянными лицами».
— Ну, как вам моя смерть?
— Слабовато будет, давай ещё… (голос из тёмного угла).
«Ах, так?! Продолжаю!
В небе будут знамения, вспышки света, столбы радуг. Само солнце, заметьте — впервые! — странным образом произведёт и опишет немыслимую для законов науки траекторию, и, вернувшись в исходную позицию, продолжит своё движение немного не оттуда, чуточку левее… Не уберегли…
Первые чудесные исцеления начнут совершаться на моей могиле незамедлительно. Молва об этом мгновенно распространится по городам, деревням и сёлам, и толпа жаждующих людей хлынет лавиной к моему захоронению. Движение транспорта перекроют. Наряды милиции и конной полиции, организуя оцепления, с большим трудом будут сдерживать и контролировать массовые демонстрации, непрерывающиеся людские потоки к моей могиле. Океанские и морские суда на всех водах периодически будут оглашать водную стихию длинными траурными гудками… В самом деле не прерывайте, ведь это я же умер. Оцените грандиозность и величие моей смерти. Память обо мне столетиями из поколения в поколение будет передаваться от одной цивилизации к другой. Сотни моих биографий, исследований моего учения и жизни очевидцами и учёными, будут издаваться многомиллионными тиражами. Их будет явно не хватать. А вы что, не читали ещё Терентия Смирнова?! — Какая безграмотность! Причём те люди, которые приступят к описанию моей героической жизни, непременно все будут удостоены нобелевских и всяких государственных премий. Я стану мифом, легендой. И в тоже самое время я буду живее всех живых…»
— Ну, а сейчас? Как?
— Сла-бо-ва-то. (Голос из тёмного угла, но другого).
…Я писал под диктовку своего королевского «Эго», своего «Я» и думал: «какое же оно всё-таки бесконечное, жадное, ненасытное. Никогда не остановится. Ему всегда будет мало, мало, мало… Глупое моё «Эго»! Даже если допустить, что моя смерть будет сопровождаться такими фантастическими событиями, то ты этого не увидишь! Тебя после моей смерти не будет. Тебя уничтожит, убьёт моя смерть». Далее случилось то, что я и предполагал.
«…Все мои по жизни возлюбленные женщины совершат акт публичного самосожжения — иначе они все не представляют своей дальнейшей жизни без меня. Моим именем будут называть города, детей, фонды и премии…»
Моё завистливое «Эго», моё гордое «Я», выраженное этой же самой удивительной последней буквой алфавита, ширилось, увеличивалось и разрасталось всё больше. Оно стремилось к космическим масштабам и, как в мультфильме, достигло гигантских размеров. Буква «Я», едва поместившись на маленьком земном шарике, покачивалась и скользила на длинных ножках, упиралась головою в небо и раздвигала облака всё больше. Всё равно моей букве тесно. «Я» продолжало ширится, тужится, напрягаться ещё, чтобы стать громадней и значительней. Оно стремилось застелить собою всё пространство галактики, весь необъятный космос… Но вдруг не выдержало чрезмерного напряжения и в одно мгновение лопнуло! Стало рассыпаться на куски. «Я» рушится, как взорванный строителями гигантский высотный дом, не сразу, а через паузу — глупое и ненасытное эго моё… Обломки фантастически громадной буквы «Я» из космоса падают вниз, и, расщепляясь в воздухе, становятся всё меньше и меньше. Уже мелкими кусочками они достигают земли и взрываются, разбиваются. Пыль и мусор от них гоняет и кружит ветер по городской улице. Метёт метлой дворник остаточный сор от моего «эго» во дворе, в котором жил когда-то человек, обладатель той самой «Великой», бесконечной буквы «Я»…
Ничего такого, что наговорило моё «Эго», конечно, не будет. А есть — вернёмся назад — моя свежая могила, насыпь и крест на ней. Люди постоят-постоят и разойдутся. И всё. Через час всё забудется. Будет всё тот же город и все те же люди. Они будут спешить на работу и с работы. Люди в автобусах. Люди в ресторанах и кафе. Люди в гонке за деньгами и удовольствиями. Люди, совокупляющиеся по ночам. Люди в магазинах… Бог мой, какая скука! О каком моём «Я» вы говорите? Вообще, было ли оно? Жил ли я?
Живете ли вы все люди?!
Действительно — всё! хватит! достаточно! — пора перейти к объяснениям. Возникла обстоятельная необходимость доказать, что всё вышеизложенное о моей смерти не есть преувеличение, литературный допуск и разыгравшееся воображение. Сам я увидел, понял и осознал эту правду и реальность своей трагической смерти чуть позже, когда не пошёл по улице К. Маркса влево, а свернул направо на проспект Ленина. И зашёл через квартал в пивную.
Если вы действительно когда-нибудь всерьёз задумывались о своей жизни, размышляли и анализировали факты своего непрерывно меняющегося существования, то, наверняка бы, заметили, выявили наличие в своей судьбе тех самых перекрёстков, перепутий и переплетений дорог. Которых много. Они дают нам возможность постоянно делать выбор, выбирать или-или. И не важно, как мы выбираем, осознанно или неосознанно, на какую дорогу сворачиваем. Главное у нас есть этот выбор. И другие пути, по которым мы не пошли, потенциально сосуществуют одновременно и вместе с нашим. И они реальны! Это наши возможности, достижения и тупики. Или ложные ходы. Это похоже на дерево. От толстого ствола отходят мощные большие ветки. От каждой такой ветки в определённых местах отходит группа веток потоньше. Те в свою очередь и даже каждая может разветвляться и давать свой пучок. Места разветвления и есть те самые перекрёстки судьбы. Пучки — наши нереализованные возможности. Мы в состоянии, к сожалению, перетекать, идти и развиваться только по одной линии, по одной ветке…
И вот как раз на большом перекрёстке нашего городка на месте пересечения двух больших улиц и одного проулка во мне заговорили и начали спорить между собой два голоса. Один убеждал меня в том, что лучше свернуть налево на улицу К. Маркса. Там есть книжный магазин. На втором этаже любимый отдел — отдел эзотерики. Поковыряться в стеллажах, полистать, проверить книжные новинки. В общем с непреходящим интересом окунуться в любимое занятие. Второй же голос нагло и упрямо доказывал мне, что нужно немедленно, не откладывая, ну просто в сию же минуту выпить кружечку пива. Необходимость такого требования было простое — очень жарко, а следовательно очень хочется пить. Но я едва уловил в последнем голосе некий тайный, сокровенный и скрытый от меня смысл, подтекст. Будто нечто утаивалось от меня. Конечно же, мне более свойственно пойти в книжный магазин, я давно не употребляю спиртное. Уже развернулся в нужную сторону, но некая сила в последний момент заставила меня изменить решение и
