сюда и свозились груды мусора, где их разгребали бульдозеры, экскаваторы и прочая техника.

А вон, кстати, один трактор стоит. Уперся широким, ржавым донельзя ножом отвала в почву, набычился, угрюмо смотрит на мир выбитыми фарами и треснувшими стеклами кабины. Еще один памятник — обелиск Зоны. У навеки застывших гусениц что-то белело. Дима, не рискуя подходить, глянул в прицел своего автомата. Лучше бы не глядел. Возле бульдозера белел почти начисто обгрызенный человеческий скелет, из-под стального брюха скалился вечной беззаботной улыбкой череп. Там же виднелись клочья заскорузлого тряпья, выпотрошенный рюкзак и переломленная пополам «вертикалка». Обломки ружья связывал меж собой только ремень. Вот черт. Наверное, кто-то их ходоков нашел здесь свою безвестную кончину.

С каждым шагом депо все яснее вырисовывалось над циклопическими грудами мусора. Стали видны проваленные стены, уродливо высаженные, будто оскалившиеся стеклами окна, наполовину сползшие с кровли листы шифера. Депо окружал бетонный забор, но многие плиты теперь оказались просто поваленными, не выдержав местных катаклизмов и просто течения времени. В одном месте дерево неведомой породы (очередное чудо местной флоры) буквально выдавило плиту внутрь толстым корявым стволом, а само, будто потратив на эту борьбу последние силы, так и засохло, уставясь дрыньями веток в небо. Из травы выглядывали в изобилии наваленные там и сям бетонные плиты, сваи, трубы и прочее строительное добро.

С другой стороны депо изредка доносился собачий лай и вой. Наверное, там обосновалась целая стая. Ноги чесались срезать путь напрямик, мимо очередного террикона, но тогда бы группа неизбежно встретилась с собаками. Отбиться бы, конечно, отбились, только ценой какого количества боеприпасов? А их было дано жесткое указание экономить и лишний раз в стычки не встревать. Вот и пришлось обходить подозрительное место стороной.

Вообще, свалку можно было смело именовать собачьей территорией, и сие оказалось бы совершенно правильным. Четвероногие мутанты плодились и размножались здесь с устрашающей скоростью, сбивались в огромные — подчас в полсотни голов — стаи и буквально терроризировали прочую местную фауну. Одна — две собаки особой опасности не представляли, так как довольствовались преимущественно падалью или мелкой живностью. А вот орава хотя бы из десяти псов могла «уработать» практически любого противника. Сорок-пятьдесят же собак представляли собой практически непобедимую силу. И встречи ходоков с этими агрессорами, как правило, заканчивались трагедией.

Самое интересное было в том, что псы водились здесь и задолго до Второго Взрыва. У них, как примечали ходоки, уже проявлялись разнообразные признаки мутаций. Облысение, нечетное количество лап, отсутствие ушей, глаз, хвоста, и так далее. Обычно, если верить ученой братии, мутанты практически нежизнеспособны и уж подавно не могут дать потомство. Тут же дело обстояло наоборот. Собаки прекрасно себя чувствовали на отравленной земле, и скоро стали ее полноправными хозяевами. Кто-то, интересующийся историей аварии на ЧАЭС и ее последствиями, вполне серьезно заявил о родословной бывших друзей, а теперь лютых врагов человека.

После трагического апреля восемьдесят шестого года население в панике покидало зараженные районы. Усиленно работали все эвакуационные службы, но брать с собой беженцам позволялось лишь минимум вещей, деньги, документы и очень редко часть домашнего скарба, и то тщательно проверяемого дозиметрами. О машинах, крупном имуществе и домашних животных речи и не шло. Кошки, собаки, скот, птица, еще невыращенный урожай с полей и садов — все оставалось на произвол судьбы, так как уже впитало в себя убийственную радиоактивную пыль. Нельзя было есть даже мясо и пить молоко выращенной в своем же хозяйстве коровы, черпать воду из колодца.

Безобидные кошки и верные дворовые собаки оставались без хозяев. Их, по идее, требовалось просто уничтожать, и по брошенным деревням шастали бригады охотников, отстреливавших животину, на которую не поднялась рука бывших хозяев. Перебили многих, но не всех. Зачастую животные бывают на порядок умнее человека, и некоторые собаки просто сбежали от греха подальше. Они были уже очень опасны. У биологов есть такой термин: «радиационное бешенство». Когда животное, да и некоторые из людей, подвергаются сильному облучению, организм, понимая, что обречен, буквально начинает идти вразнос. Активизируется небывалый уровень агрессии, живое существо становится практически невменяемо, болевой порог притупляется, а вот физическая сила, наоборот, возрастает. Обычно продолжается это недолго — у обреченного тела просто нет большого количества энергии — но дел такой безумец может натворить предостаточно. То же самое происходило у собак.

Только вот организм животных таинственным образом поборол отраву, должную погубить их, и даже обратил беду себе во благо, сделав собак более сильными, хищными, живучими и агрессивными. И плодовитыми. За те десятилетия, что прошли между Первым и Вторым взрывами, в лесах, полях и заброшенных поселках окрестностей Чернобыля выросла и заявила о себе целая немаленькая популяция эндемиков этой земли. Смертельно опасная для одних, зона отчуждения стала родным домом для других.

Военные пытались сделать что-то с дикими сворами. Пару раз проводили еще в девяностые годы рейды по зачистке, негласно нанимали команды добровольцев — отстрельщиков (кстати, далеко не все из них вернулись из рейдов), однажды даже бомбили логовища собак с вертолета. Бесполезно. На место павших в борьбе за выживание, быстро приходили новые. Более умные и хитрые. Отчаянные и агрессивные. А потом случился второй катаклизм, и для собак наступило вовсе раздолье. Убийственное для забредающих на свалку незадачливых ходоков.

Когда развалины депо скрылись за спиной, все невольно вздохнули с облегчением. Хотя и не могли отделаться от навязчивого ощущения слежки. Может быть, ходок за годы лазанья по запретной территории и становится параноиком, но это позволяет ему выживать там, где самоуверенный напыщенный балбес моментально ложится в могилу, причем, сам себе ее выкапывает. Если хочешь жить и приходить не с пустыми руками — учись видеть спиной. В прямом смысле слова.

Однако больше никто не шуршал кучами мусора и не сверлил затылки недобрыми глазками. Только ветер тихо шелестел травой и гнал по небу серые тяжкие тучи. Иногда принимался накрапывать дождик, и люди привычно натягивали на головы капюшоны непромокаемых плащей, сшитых из специальной синтетики, легкой, прочной, и не подверженной действию огня и кислот. Свалка, гигантский могильник Зоны, днем казалась тихой и относительно безопасной, не считая район депо с его собачьими стаями. Но это только так казалось. По ночам здесь вылазили из неведомых нор хищные и опасные твари, которых никто не видел в глаза, а черепа и кости погибших здесь ходоков никому и ничего не могли поведать. Но до наступления темноты было еще далеко. Поэтому экспедиция не особо спешила.

В Зоне нельзя ходить быстро, а уж подавно и бегать. Только в самом экстренном случае, когда уже забываешь о безопасности и осторожности, когда на кону каждая секунда. И то прекрасно понимаешь тогда — каждый твой шаг может быть последним и шансы выжить равны почти нулю. Когда начали появляться первые ловушки и ходоки начали щедро расплачиваться жизнями за право изучить их повадки и возможности, стало ясно: земля под ногами больше не безопасна и надежна. Она также смертельна, как глубокая вода и высота. И ходоки вывели для себя достойное начертания кровью на каждом столбе периметра Зоны правило: не спеши и осмотрись.

— Стой! — скомандовал ведущий группу Призрак.

Все послушно застыли на месте. Иван пригляделся, и его будто холодным ветерком пробрало по спине: трава. С первого взгляда — обычная и ничем не примечательная трава. Но если внимательно понаблюдать за ней, то становилось заметна одна странность: дул ветер и вся растительность послушно пригибалась и шевелилась вдоль потока воздуха. А именно в этом месте растущая там трава стелилась в прямо противоположном направлении. И плюс выглядела ненормально, будто поблескивала на кромках травинок почти стеклянным блеском.

— Что с ней? — осведомился Сапог, указывая на растительность.

— Хрен его знает, — отозвался Дима. — Ненормальная какая-то. Ну ее к лешему. Обходим подальше.

Группа широкой дугой обогнула диковинное место. И Эдик, внимательно наблюдая за травой, готов был поклясться, что травинки следили за уходящими людьми, изменяли свое направление движения и как бы тянулись за ходоками вслед. Хищные растения? Это уже нонсенс. Но об этом своем наблюдении Эдуард решил просто промолчать, чтобы лишний раз не нервировать спутников.