вокруг людей «почетный круг», потом снова отползло к башне…

Неизвестно, чем бы кончилось в итоге дело, если бы Черт не открыл огонь. Возможно, живой «разрядник», не ощутив на себе враждебности людей, просто оставил их в покое и убрался к себе в башню. Но кому понравится, когда в тебя летят бронебойные пули? Наемник же, похоже, решил не церемониться и решить все вопросы самым кардинальным способом. Только одно оставалось загадкой: окажись это реально двигавшейся ожившей ловушкой, чего бы достиг боец? Изжарил бы себя и спутников молниями рассерженного порождения Зоны?

Сгусток громко взвизгнул нечеловеческим воплем, метнулся вбок, зашипел. Очередь, похоже, его не достала. Но и он сам оказался не лыком шит. Куски кирпичей и металлический ящик, лежавшие на асфальте, вдруг сами собой взмыли в воздух, повисели немного, как бы прицеливаясь, а потом стремительно полетели в людей. Все кинулись врассыпную, спасаясь от нешуточного веса снарядов. Электрическое существо, похоже, обладало подобием телекинеза и метало разные вещи на диво метко, ловко и с впечатляющей силой.

Эдик полетел кувырком назад, когда ему в грудь впечатался крупный осколок кирпича, и разбил бы себе голову о стену цеха, если б не шлем на голове. Кевларовые пластины бронежилета почти погасили удар, иначе быть бы ученому с переломанными ребрами, но, тем не менее, удар оглушил его и выбил из реальности. Шухов спрятался за лежащий рядом кожух какого-то прибора или станка, и пара камней, предназначенных ему, врезалась в сталь. Металл оглушительно загудел от ударов. Разбушевавшееся существо мстило новоявленным врагам, фактически засыпая их своими снарядами.

Черт, уже получивший обломком бетона в живот, откатился под защиту штабеля плит и снова открыл огонь, но существо металось, как оглашенное, ловко уходя от пуль, периодически издавая громкий истерический визг. То ли это являлось выражением его страха, то ли оно так издевалось над противником. Дракон же, видя, что атака его напарника не приносит явного успеха, загнал в подствольник осколочную гранату усиленного действия и выстрелил навскидку, ничком бросаясь на землю. Оглушительно грохнуло, в воздухе провыл маленький ураган осколков. Раздался пронзительный вой, яркая вспышка синего свечения, и неведомое существо исчезло. Вместо него на асфальте медленно растеклась темная густая лужа, по консистенции напоминающая машинное масло, но остро воняющая аммиаком. Черт встал и, хромая, подошел к ней, опасливо нацелив на лужу автомат.

— Это что, его кровь? — спросил он.

— Вряд ли, — хмыкнул Дракон. — Может, обгадился и смылся. Ты какого хрена стрелять начал?

— Думаю, что он был опасен. Вот и решил успеть первым…

Дракон молча сплюнул красноватую от крови из разбитой губы слюну и отошел в сторону. Иван присел на корточки рядом с вяло ворочающимся, оглушенным Эдиком. Молодой ученый вздохнул, зашелся хриплым кашлем, застонал и попытался сесть. Не удалось, и Эдуард тяжко завалился на бок, судорожно сжимая кулаки. С помощью Димы, Семецкий снял с ученого «разгрузку» и бронежилет, расстегнул куртку и рубашку, принялся ощупывать грудь. Ребра оказались целы, но на теле расплывался громадный синяк. Всем стало ясно: дальше Эдуард идти сможет, но как боец он представляет теперь из себя почти нулевую ценность. Дракон достал из аптечки шприц, отломил носик у ампулы, насосал через иглу прозрачной жидкости.

— Что это? — спросил Шухов.

— Лекарство, — коротко ответил наемник и быстро, ловко сделал инъекцию.

И правда, не прошло и минуты, как Эдуард сам, без посторонней помощи встал, привалился плечом к стене, глубоко, натужно вздохнул, на лице отразилась гримаса боли.

— Жить буду, — констатировал он. — Больно только очень, вот ведь дьявол. Что это за хрень была?

Но никто раньше ничего подобного не видел. Ученый полез в карман за фотокамерой, чтобы запечатлеть лужу, оставшуюся от врага, но вытащил лишь изуродованные обломки. Секунду тупо смотрел на них, не понимая еще, что произошло, потом отбросил в траву и разразился грязной бранью. Для него утрата фотоаппарата была крайне неприятна и фатальна. Ведь Сахаров, помимо основной миссии, дал вдобавок задание внимательно смотреть по сторонам и запечатлевать все происходящее, особенно то, чего не знали раньше. Слава Богу, флешка уцелела, и Эдик тщательно упаковал ее в полиэтиленовый пакет и спрятал. Хоть немного информации уцелеет!

«Росток» был не просто большим заводом. Он оказался просто громаден! И самое плохое, что никто толком не ведал, куда им идти в этом бесконечном переплетении и лабиринте цехов, узкоколейных железных дорог, трубопроводов, переходов и арок. Этот монстр, занимавший не меньше сотни квадратных километров своей площадью, теперь лежал мертвым и покинутым, что еще больше добавляло мрачных красок в его облик. Дима поначалу пытался отслеживать и даже запоминать путь, куда они пошли в какой переулок свернули, но вскоре бросил это пустопорожнее занятие.

А солнце уже понемногу клонилось к закату. Тучи частично проредились, и порою лучи светила пропарывали серую кисею и проливались на землю. Со стороны это выглядело очень красиво и даже завораживающе. Угрюмые, сгорбившиеся корпуса мертвого завода — и озаряющее их пылающими красками закатное солнце! Где тот художник, который возьмется запечатлеть своей кистью этот последний порог технократии?

Вдоль цехов, постоянно переплетаясь в хитроумные развилки и стрелки. Потянулись железнодорожные пути. На них навеки замерли ржавые или вообще сошедшие с рельс вагоны. Цистерны, «короба», рефрижераторы, битумовозы… Много, очень много вагонов, электровозов, маневровых локомотивов. Всюду лежали грудами ящики, мешки, тюки, стояли автомашины без колес, штабели кирпича, труб, сгнивших в черную труху досок и бревен, рельсы, листы ржавой до безобразия стали, какие-то детали, шестерни, валы, кучи песка и щебня, и снова ящики, ящики, ящики. Похоже, путники вышли на складской железнодорожный узел, за которым уже начиналась громадная станция.

Иван походя шурнул ногой один из ящиков, гнилая и ветхая фанера легко, как картонная, прорвалась, и сквозь дыру вывалились, как кишки из вспоротого брюха животного, кабеля в кольчатой броневой защите из металла. Поползли по земле, будто живые, подыскивая для себя удобное положение.

— Заблудились, а? — спросил у Призрака шагавший теперь позади него Сапог.

— Нет, — мотнул головой проводник. — Все верно.

— Откуда ты это знаешь? — вмешался все еще болезненно кривившийся при ходьбе Эдуард.

— Знаю. Когда-то я работал здесь.

Вот так новость. Все были очень удивлены этим неожиданным признанием, но никто не посмел расспрашивать дальше. Знали, наверное, что толку не будет и странный человек просто проигнорирует вопросы. Призрак же молча шел вперед, и никто не мог видеть легкую, чуть печальную улыбку, похожую на приступ ностальгии. Капюшон закрывал лицо проводника полностью.

Скоро путники и в самом деле свернули в совсем неприметную щель — только-только человеку пробраться — между длинными корпусами цехов. Семецкого сразу затошнило, сказался приступ клаустрофобии. Если задрать голову, то вертикально, совершенно отвесно вверх уходили две громадные бетонные стены, прикрытые полоской вечернего неба. Взад и вперед тянулся узкий зазор, по которому Иван медленно шел, вытянув зачем-то руки в разные стороны и боком развернув тело. Томило ощущение узкого, тесного, замкнутого пространства, Семецкий ощущал себя маленьким муравьем, попавшим в губки больших станочных тисков. И, что самое поганое, с каждой секундой росло неодолимое ощущение, что стены медленно-медленно, но все же смыкаются, и уже трудно дышать, уже грудная клетка на вдохе натыкается на противоположную стену. Это же Зона, здесь возможно абсолютно все, вот сейчас, буквально через секунду стены сойдутся, превратив людей в лепешки, и разойдутся снова, равнодушно замрут, ожидая новых жертв.

Ивана замутило всерьез, он, сам того не осознавая, рванулся вперед, наступил на ногу Черту. Наемник цыкнул на ходока, но тот, практически ослепленный паникой, ничего не услышал. Страх этих стен, черный, темный, липкий, глушил любой проблеск разума. И снова, который уже раз встал во весь свой исполинский рост первобытный ужас перед смертью. Наверное, это и был Его Величество Главный Страх в жизни Ивана Семецкого. «Я не хочу умирать!» — чуть было не завыл человек. Но все же сдержался. Не иначе как чудом.

Эта пытка длиною в вечность (а на самом деле минут в десять-пятнадцать) закончилась тем, что