ему не стоит об этом даже заикаться. Знаете, к какому выводу я пришла? Мужчина чувствует, с какой женщиной ему будет удобно. Он, как охотник, чувствует жертву. Если женщина дает какие-то сигналы, отзывается на его жесты, – значит, она готова сдаться. А если он сразу получает твердый отпор, то понимает бесперспективность дальнейших шагов. Хотя встречаются и особо назойливые типы. Но и здесь все зависит от женщины. Если она допускает мысль о встрече, то мужчина готов удвоить, утроить свои усилия. А если нет – он сразу теряет интерес.

– Он приставал к вам?

– Пытался заигрывать, хотя очень боялся мужа. Все делал достаточно осторожно, под видом дурацких шуточек. Но я сразу поставила его на место. Нет, он понял давно, что у него ничего не получится.

– А с кем получилось?

– Не знаю. Если вы имеете в виду Гюзель, то возможно, но я не уверена. Он ей нравился. Знаете, она училась на филологическом факультете, а он там был своего рода кумиром, известным журналистом, писал сценарии. Я видела, что ей нравились его шутки. Но не более того. В присутствии своих двоюродных братьев он всегда вел себя очень пристойно. Наверно, боялся выдать себя.

– Но они могли встречаться?

Она замолчала. Снова закусила губу. И наконец решительно сказала:

– Возможно, могли. Но я не думаю, что встречались. Он был слишком труслив, а она слишком осторожна. Не знаю, не мне судить.

– Вы не виделись с ней со вчерашнего дня?

– Нет, не виделась. Труп увезли ночью, и сейчас муж пытается получить разрешение, чтобы завтра были похороны. Тело нужно забрать из морга и обмыть в мечети, чтобы затем объявить родственникам о начале похорон.

– Почему она не пришла, как вы думаете?

– Не знаю. Может, ее не пустил Анвер. Может, она сама не захотела. Это было тягостное зрелище. Его мать чуть не умерла от горя. Она сидела на кровати и шаталась из стороны в сторону. Мне было ее так жалко… И жена у него молодая, она сидела в углу и плакала. Хотя я знаю, что они жили в последние годы не очень хорошо.

– Почему?

– Я же говорила – он был увлекающимся человеком.

– А почему у них не было детей? Ведь ему было уже за тридцать?

– Вас и это интересует? – Она вздохнула. – Почему вы не спросили об этом у моего мужа или у его старшего брата?

– Спрашивал, но они не сказали. По-моему, даже обиделись.

– Ну и правильно обиделись! Я вам не должна этого говорить, но могу сказать. Кажется, он серьезно болел, когда был в Москве. Говорят, что у него вообще не будет детей. Именно поэтому мой муж и его старший брат так нервно реагировали на ваши вопросы. Вы же знаете местные традиции: когда у мужчины нет продолжателя рода, это всегда неприятно, а когда у него вообще нет детей, это вообще подозрительно.

Она взглянула на часы и сообщила:

– Мне надо идти к матери. Что вы теперь думаете делать? Вы сможете найти убийцу?

– Вчера ваш супруг запретил мне искать убийцу, а потом следователь посоветовал вообще не заниматься этим делом.

– И что вы решили? Может, убийцу и не нужно искать?

– Думаю, что они не правы. Ведь меня просили приехать именно вы, и я дал вам слово. Телефонного хулигана я уже нашел, значит, мне осталось найти убийцу. Если, конечно, вы этого хотите.

– Не знаю, – призналась она, – может, хочу, а может быть, нет. Хотя, наверно, мне нужно, чтобы вы его нашли. Или ее. Мне так будет спокойнее жить. Вы меня понимаете?

– Вполне.

Она поднялась. Он встал почти одновременно с ней.

– Завтра, наверно, будут похороны, – печально сказала она, – и мы не сможем увидеться.

– А где остались ваши женщины?

– Пока на даче. Завтра утром они приедут в город. Родственники решили, что будет лучше, если женщины приедут только завтра утром.

– Мне нужно поговорить с вашими женщинами. С женой и матерью погибшего, с женой Анвера Самедова и их кухаркой. Это можно устроить?

– Нет, невозможно, – убежденно сказала она. И повторила: – Никак невозможно. Мать Парвиза сейчас в таком состоянии, что с ней лучше не разговаривать. У жены все время истерика. А к своей семье Анвер вас и не подпустит. Не представляю, как вы можете с ними встретиться.

– И тем не менее мне нужно с ними переговорить. Возможно, они видели неизвестного или что-то знают. Я слышал, как Анвер кричал на жену, что она во всем виновата.

– Тогда тем более он не пустит вас в свой дом. Честное слово, я не знаю, как вам помочь. Но если вы все-таки сможете найти убийцу, то постарайтесь это сделать.

– Хорошо, – кивнул он, – постараюсь что-нибудь придумать. Спасибо. – Он протянул ей руку.

– Третий поцелуй за один день – это, по-вашему, слишком много? – спросила она и, не дожидаясь ответа, вдруг притянула его к себе. На этот раз поцелуй был дольше обычного.

– Дайте мне номер вашего мобильника, – попросила она.

Он продиктовал номер.

– До свидания, – прошептала гостья и, повернувшись, вышла из кабинета, уже не оглядываясь.

Дронго устало опустился в кресло. Она ему очень нравилась, но некие врожденные моральные нормы мешали ему назначить следующую встречу. Он опасался и за ее репутацию, и за возможную в дальнейшем связь. Он вообще боялся прочных связей, предпочитая оставаться в одиночестве. И хотя в его жизни существовали Джил и сын, он по-прежнему жил один, возвращаясь в свою московскую квартиру, наполненную тишиной.

– Я просто себялюбивый эгоист, – с горечью констатировал Дронго, – больше думаю о себе, чем о ней. Все мои рассуждения ничего не стоят, потому что она мне нравится, и я обязан был дать ей это понять. А не отдавать инициативу в ее руки.

Он вспомнил о возможной болезни погибшего. Поднявшись, он подошел к телефону. В мире было два города, где он мог легко работать, зная многих людей, занимавших разные должности в различных сферах. Это были Баку и Москва. Он подумал, что может отнести к ним еще и Тбилиси. Его сердце переполняла любовь к Грузии, к ее небольшому народу – гордому, хвастливому, красивому, умевшему нести тяжкое бремя с достоинством, равным их величию.

Подойдя к телефону, Дронго набрал номер главного врача кожного диспансера. Они были старыми знакомыми, и он попросил проверить, не числился ли среди пациентов некий Парвиз Самедов.

– У нас закрытая информация, – сказал главврач, – я не могу рассказывать о больных. Ты должен меня понять.

– Этот человек погиб, – возразил Дронго, – и поэтому ты можешь говорить о нем, не опасаясь разоблачений. Я обещаю не разглашать информацию.

– Я знаю всех известных больных в нашем городе, – признался главврач, – и мне необязательно смотреть в картотеку. Ты, наверно, спрашиваешь об известном журналисте, которого вчера убили на даче его двоюродного брата, заместителя председателя Верховного суда Рагима Самедова?

– Откуда ты все знаешь? – удивился Дронго.

– Все сегодняшние газеты сообщили об убийстве журналиста. Ты разве не читал?

– Не успел. Ты можешь сказать, числился ли он среди твоих пациентов?

– Это было раньше. Где-то в Москве он подцепил сифилис. Ты ведь знаешь наших мужчин – они считают презервативы дурацкой выдумкой и полагаются на свое везение. Можно считать, что и ему повезло, он ведь не подцепил СПИД! Сначала его лечили в Москве, потом в нашем городе – он переехал к нам. Сейчас есть такие лекарства, которые вылечивают сифилис. Но он доверился каким-то шарлатанам, а только потом обратился к нам. Мы его поставили на ноги. Извини, но ничего больше я тебе сказать не смогу.