осталась без известий о своем любимом человеке, и тебя я не могу увидеть уже который день…

– Мы обязательно увидимся сегодня. Я прямо сейчас собираюсь, привожу себя в порядок и через часа три заскакиваю за тобой в офис. Хорошо? – пытался быть убедительным Аркадий.

– Я жду тебя. С нетерпением, – трепетно произнесла она.

– Все!

Аркадий встретился с Машей ни живой ни мертвый. Даже такой семижильный и «пуленепробиваемый» человек, как он, не мог выдержать невероятно мощный каскад трагических событий последних дней да еще скрывать от Маши свое состояние и пытаться казаться непоколебимым. Он стоял около ее офиса и держал в руке огромную белую розу, а Маша смотрела на него восторженными, блестящими глазами и каждому его слову, казалось, придавала космическое значение.

– Если бы ты только знала, как я сейчас рад просто стоять с тобой на улице и…

– Я тоже безумно рада видеть тебя живым и невредимым.

– Можно я тебя поцелую? – спросил Аркадий, вручая Маше розу.

– В щеку или в губы? – лукаво спросила девушка, но потом, словно бы и сама засмущавшись своего «нескромного» вопроса, полуприкрыла глаза и потянулась к нему с поцелуем.

Рожденное им ощущение близости обрадовало их обоих. Это был настолько откровенный поцелуй, что после него уже не нужны никакие слова, кроме самого простого и откровенного приглашения, высказанного тихим, словно бы просящим голосом:

– Поедем ко мне…

Близилась полночь, когда Маша зажгла ночник. До этого они лежали на диване, закутанные простыней и слившиеся в долгом объятии после первой интимной близости, все еще державшей их своим теплом. Когда гостиная немного осветилась, они молча посмотрели в глаза друг друга. И этот безмолвно интимный диалог сблизил их еще сильнее, ибо с кем, как не с самым близким на этой планете человеком, можно разговаривать взглядами?

Но если Маша наивно и откровенно восхищалась своей новой влюбленностью, понимая, что наступил праздник всех чувств и ощущений, сопровождаемых сильнейшей тягой к удивительному во всех отношениях «Антону», то душа Аркадия была настолько отягощена памятью о кровавых событиях последних дней, что он уже был просто не в состоянии радоваться столь прекрасному и простому человеческому счастью, как теплый полумрак уютной комнаты и красивая обнаженная и влюбленная в тебя девушка рядом.

– Я хочу кое-что сказать тебе. Кое-что важное. Но только ты, пожалуйста, отнесись к этому не как к пустым словам. Не как к случайно нахлынувшему чувству. Ладно? – прошептала она ему на ухо, словно бы опасалась, что их могут подслушать.

– Ладно, – шепнул в ответ Аркадий.

– Мне кажется, что я наконец нашла именно того человека, которого искала и ждала всю жизнь. И ведь подумать только, я знаю тебя всего несколько дней, а мое сердце уже само приняло решение.

– Ты знаешь, мне как взрослому мужчине, быть может, стыдно говорить такое, но то, что сейчас произошло между нами, не сравнимо ни с чем, что я когда-либо ощущал раньше, – сказал Аркадий и сам не понял – наврал он или нет.

– Такое впечатление, будто мы летаем где-то в облаках, – касаясь губами щеки Аркадия, говорила Маша.

– Машенька, мне рядом с тобой так хорошо и спокойно. Я даже не могу объяснить себе, почему это происходит, но мне кажется, я защищен тобой от всего мрачного и печального, что есть в моей жизни.

– А мне кажется, что мы с тобой знакомы давным-давно. И все эти годы просто ждали, когда снова встретимся. Спасибо тебе, что ты пришел в мою жизнь. Знаю, что это звучит очень банально, но, к сожалению, я не поэтесса и не умею красиво выражать свои чувства.

– Так это же прекрасно! – горячо откликнулся Аркадий. – Я и люблю тебя именно за твою искренность и чистоту. Не хватало еще уродовать их разными красивостями! Да и что за удовольствие заниматься любовью с поэтессой! – неожиданно усмехнулся он.

– А ты пробовал?

– Не важно. Я просто представил себе, как отдающаяся поэтесса даже в самый апогей страсти продолжает думать о том, как она изложит все это в стихах. Ну и какой искренности можно ждать от подобной дуры? Нет уж, милая моя, оставайся лучше такой, какая ты есть!

– Обещаю. Но сейчас у меня такое впечатление, будто мы летаем где-то в облаках…

– Опять поэзия? – с притворным негодованием воскликнул Аркадий, и оба засмеялись.

– А поедем танцевать! Я хочу танцевать! – неожиданно воскликнула Маша, после чего, обнаженная, легкая и прекрасная, соскочила с дивана и потянула Аркадия за руку. – Вставай же, лентяй, вечер еще только начинается! Или же вам, сударь, было нужно от бедной девушки только одно, и теперь вы подумаете над тем, как бы поскорее удрать?

– Знаешь… – начал было Аркадий, но неожиданно переменился в лице и уверенно сказал: – Поехали! И потом я готов приковать тебя к себе наручниками, лишь бы ты сама от меня не удрала! – отшутился Аркадий.

– Ну так поедем туда, где много людей! Я хочу, чтобы все видели, какие мы счастливые!

– Вперед, графиня, ваш верный рыцарь готов для вас на любые подвиги!

– Только ты не думай, что я легкомысленная дурочка, кидающаяся в объятия первого встречного. У меня вообще впервые в жизни так стремительно развиваются отношения.

– Сейчас я вообще не могу думать ни о чем негативном. У меня появилась ты, а все остальное не имеет ровным счетом никакого значения.

– Я вам верю, рыцарь. Не знаю почему, но верю, – строго сказала Маша, и Аркадий немедленно принялся покрывать ее улыбающиеся губы поцелуями…

В семь часов вечера на знакомую нам бензоколонку, где в поте лица сколачивала капитал мать бандита Коли, заехал «мерседес», принадлежавший главарю банды Кроту. Машина остановилась на пустынной заправке неподалеку от служебного входа. Через минуту на улице появилась криминальная старуха, одетая в черное пальто и траурный платок. Ее лицо стало неестественно темного цвета от горя по утере сына. В руке она держала видеокассету. Заднее стекло мерса опустилось, и мать Коляна то ли поклонилась, то ли просто нагнулась, чтобы видеть лицо собеседника:

– Здрасте.

– Здравствуй, горемычная, – с пониманием произнес Крот.

– Вот тута на этой пленке записано все. Там хорошо видать машину, за которой Коленька мой погнался. И московские номера машины хорошо видать. У нас тута на заправке камера имеется на всякий случай, и она все записывает. Вот он, этот случай, и настал, – произнесла старуха и начала тихо плакать, закрывая лицо рукой.

Крот высунул руку из окна и взял у нее кассету.

– Найдите этих сволочей. Христа ради, найдите их и на части разорвите, – просила убитая горем женщина.

– Не волнуйся, мать. За Колюню твоего и его друганов смелых они поплатятся своими жизнями паскудными… – с пафосом заявил Крот, после чего немедленно перешел к главному делу: – А ты мне вот что скажи: когда Колян сюда заезжал, он тебе ничего тут не оставлял?

– Нет. В этот раз ничего. Да он ведь даже и зайти-то не успел. Как увидал эту машину, так сразу и погнался за ними, – рассказывала она, продолжая плакать.

– То есть никакой сумки, никакого свертка или пакета, ничего не оставлял? – продолжал допытываться Крот.

– Точно нет. Разве бы я могла позабыть? Ничего не оставлял.

– Ладно. Вот тебе от нас поддержка материальная и молись за своего сына почаще, чтобы его даже