Но авантюра была уже начата. Выбросили сигнал бедствия и закрыли глаза: будь что будет.

Целую неделю люди скитались с места на место. Он каждый день писал письма домой. С болью думал о машине, о хозяйстве и о своих неосуществленных планах. О столице уже не вспоминал. Однажды после обеда разнесся слух, что завтра выдадут обмундирование. «Давно пора», — подумал он. Фельдфебель — царь и бог его отряда — разрешил ему жить до отправки на фронт у машиниста пивоваренного завода. В этот день фельдфебель вызвал его к себе.

— Вы механик? — спросил он, щурясь и теребя свои белокурые вильгельмовские усы.

— Да, — сухо ответил он. Фельдфебель был ему противен.

— Ну, значит, вам везет. Вот что: здесь, в Потгеринге, предполагается устроить оружейную мастерскую, и если хотите…

— Ремонтная мастерская!..

Снова вспыхнула надежда. Клуб, товарищи, коллектив… Он видел белокурую детскую головку, причесанную под Ракоци, и дал фельдфебелю двадцать крон.

— Ладно, — сказал тот удовлетворенно. — Завтра утром прикомандирую вас к технической части. Будьте здоровы!

Вечером рассказал хозяину-машинисту о своем разговоре с фельдфебелем.

— Ну, и великолепно, ваше счастье, коллега, ваше счастье! — порадовался машинист.

Механик ожидал других слов и понял, что это человек не его склада. Но все-таки поблагодарил за участие. Коллега хвастался тем, что граф — хозяин завода — добился для него отсрочки.

— Видите, вот оно, преимущество постоянной службы. Механик вспомнил, как прощался со своим последним хозяином, и тот говорил:

— Увидите, придет время, вы обо мне вспомните и пожалеете, что расстались со мной.

Собирались уже ложиться спать, когда внезапно с шумом распахнулась дверь. Вошел фельдфебель, сопя и задыхаясь.

— Эй вы, механик, скорей, раз-два, забирайте с собой вещи, на сборный пункт.

Он не знал, чем объяснить появление фельдфебеля, и взволновался.

— Командировка в техническую часть? — спросил он неуверенно. — Мы туда сейчас?

— Нет, нет, теперь некогда разговаривать! — смущенно заторопился фельдфебель. Взялся за ручку двери, потом за карман, вышел в прихожую и оттуда крикнул: — Пожалуйста, не задерживайтесь! Перекличка на сборном пункте, — и скрылся во мраке фабричного двора.

Механик недоумевал. Хозяин-машинист стоял растерянный и беспомощно глядел на него.

— Сколько с меня, коллега?

— А, право, не знаю. Жена!..

Хозяйка вышла из кухни, неся кожаный саквояжик и сверток в газетной бумаге.

— Холодная курица, — сказала она, — и кусок хлеба: в дороге пригодятся. Говорят, ваша часть отправляется?

— Сколько с меня?

— О… сколько дадите. Положил на стол двадцать крон.

Все вещи не помещались в его саквояже. «Курица?.. — Он поколебался. — Эх, был бы какой-нибудь мешок». Ищущим взглядом обвел комнату. Лицо машиниста оживилось.

— У меня ведь есть ранец, — воскликнул он. — Мари! Где ранец? Неси его сюда. Да кстати, и гетры захвати.

Жена уже несла все это. Он хотел было аккуратно перепаковать все вещи, но было некогда. Торопясь, запихал в ранец содержимое саквояжа: белье, записную книжку, коржики. Гетры втиснул сверху.

— В обмен на саквояж! — жадно сказал машинист,

— Идет.

Поспешно простился и выбежал на улицу. На сборном пункте уже шла перекличка. Горели факелы. От непривычного холода лязгали зубы. Он пристал к одному из формируемых взводов. В толпе переговаривались.

— Винтовки получили?

— Куда пойдем-то?

— Как куда? На фронт. Куда же больше?

— Кто этот офицер, не знаете?

Несколько в стороне стоял седой офицер в новом сером обмундировании. Из-под его шинели блестел конец сабли.

— Это наш ротный, — сказал усатый собольчанин, — лейтенант.

— Говорят, запасный. Фельдфебель сказал, из адвокатов.

— Теперь назначают унтер-офицеров.

— Еще взводного должны нам назначить.

— Господин фельдфебель, господин фельдфебель!

— Стройся! Проклятье! Господин лейтенант! Тише, тише! Да не толкайся ты, дьявол!

Фельдфебель заорал:

— Тихо! Унтер-офицеры и взводные, шаг вперед!

Лейтенант подошел поближе. Человек пятнадцать вышло из строя. В том числе и усатый собольчанин. Механик не двинулся.

— Эй, а где же этот машинист? Куда он девался? Стряхнул оцепенение. Выступил из строя.

— Я здесь, — сказал он, подойдя к фельдфебелю. Фельдфебель отвел его к ротному.

— С пулеметом обращаться умеете? — спросил лейтенант.

— Никак нет.

— Как же, ведь вы машинист?

— Так точно.

— Назначьте в пулеметную команду, — обратился ротный к фельдфебелю. — Там увидим. Можете идти.

— Унтер-офицер? — спросил фельдфебель.

— Нет.

— Так будете! Поняли? Будете капралом.

Принесли винтовки. Старые, однозарядные, тяжелые берданки системы Бердль и несколько совершенно новых манлихеров. Фельдфебель поднял один из них и передал механику.

— Возьмите! — сказал он и выразительно подмигнул.

Взял смазанную винтовку. Она тотчас же выскользнула из рук и больно ушибла ногу прикладом. Он подскочил и чуть не отбросил винтовку.

Вернулся к своему взводу. Каждому дали по брезентовому поясу, ремню и наплечному валику. Валики велели пришить к шинелям. Принесли кепи. Фельдфебель выбирал для него все самое лучшее и называл его начальником технической части.

Таким образом он получил приличную фуражку, пояс и патронташ. Он надевал все эти вещи с непривычным возбуждением. Кругом смеялись, толкались, переговаривались. Кому-то подменили манлихер, подсунув берданку, и обманутый жаловался, как ребенок. Вспомнились солдатские ухватки и прибаутки. Выдали шинели. Их появление радостно приветствовали. Мелькнула надежда: «Вероятно, не на фронт: в этих шинелях, с такими винтовками…»

Люди одевались, применяя старые, знакомые еще с действительной службы приемы. Оправляли на себе широкие длинные шипели. Доставили ранцы. Велено было переложить в них содержимое сундучков. Солдаты притихли, с сожалением расставаясь со своими сундучками. Некоторые с озлоблением ломали их. Слышалась тяжелая ругань.

Он был назначен в небольшой отряд, состоящий почти исключительно из ремесленников: слесарей, кузнецов, фабричных рабочих. Он все еще продолжал питать надежду на что-то неожиданное.

Двор был завален шапками, шляпами, проломленными сундучками. Сбегались проснувшиеся жители, плакали. Фельдфебель разбил отряд на взводы. Унтер-офицеры заняли свои места. Лейтенант глядел в сторону. Он, видимо, волновался.