головой.

– Это склад. Колесник за доками зашел. Машина здесь рядом, на стоянке. Две минуты ехать.

Действительно, спустя каких-то тридцать секунд Колесник вышел, снова запер дверь. На этот раз я заметил, как шевельнулась его рука в кармане брюк. Вроде бы мелочь, но не для меня. Он только что с пульта включил сигнализацию. Предусмотрительный мужик, без сомнения. Прекрасно знает, что в таком захолустном дворике ни одна собака не услышит, как будут выламывать вместе с металлическим косяком стальную его дверку. Гораздо дешевле поставить сигнализацию с выходом на ментовский пульт и ревуном, способным привести в состояние шока даже видавших виды подвальных котов, привыкших за свою горемычную жизнь ко всевозможным превратностям судьбы.

Мы быстро покинули это навевающее нерадужные мысли местечко среди городских трущоб и скоро выехали на вполне приличную улицу, где, проехав не больше километра, остановились возле обтянутого стальной сеткой квадрата, размером почти с футбольное поле. Это была платная стоянка.

– Вы можете оставаться здесь, – полуобернулся Колесник к сидящим сзади. – Мы быстро. Тачку посмотрим, и обратно.

Но он еще не знал всех тонкостей моего отпуска, поэтому наивно предполагал, что кто-нибудь из двух моих сопровождающих не увяжется за нами следом. Но ошибся. Самурай что-то тихо сказал Альберту, получил утвердительный кивок в ответ и вышел из машины.

Колесник посмотрел на меня. Весь его вид выражал полную палитру мыслей относительно узкоглазого спутника: «Он что, по-русски не понимает? Этот… чурка».

– Охрана, – без выражения сообщил я, на что Колесник только покачал головой и направился в сторону въездных ворот. Мы миновали будку, из которой на нас, одобрительно расплывшись в почтительной – надо полагать, к персоне местного автомобильного воротилы – гримасе, неотрывно смотрели четыре мужских глаза и два припухших от сна и алкоголя лица. Они даже не удосужились выйти на улицу. Доверие абсолютное.

Колесник несколько оторвался от нас с Самураем и уже остановился возле стоящей рядом с ржавым- прержавым «Запорожцем» белой «восьмерки». Я подошел ближе, сразу отметив наличие полиэтиленовой пленки на сиденьях – первый признак нового автомобиля, – и попросил хозяина открыть дверцу. Он не заставил просить себя дважды, ловко ткнул миниатюрным ключиком в замок, потянул за ручку и сказал:

– Вообще-то я для себя брал. Но раз такое дело, – пожал плечами, – уступлю недорого. Владимир Адольфович много хорошего для меня сделал, я это всегда помню и всегда благодарить буду. Вы – от него, а значит, делая что-либо для вас, я делаю и для него, – Колесник закончил монолог, протянул мне ключи от машины и демонстративно вздохнул, показывая, с каким камнем на душе он отдает сию технику в руки представителей дорогого ему человека.

Я бегло осмотрел салон, остался весьма доволен и попробовал запустить двигатель. Несмотря на слякотную мерзкую погоду, в которую большинство автомобилей или вообще отказываются заводиться или делают это весьма неохотно, мотор «восьмерки» загудел после первого же поворота ключа и продолжал работать как часы, не выказывая ни малейших попыток сбросить обороты и зачахнуть. И здесь со своими пояснениями встрял сам хозяин.

– Движок – один и семь, инжектор. По спецзаказу. Магнитофон – цифровик «Блаупункт». Электроподогрев сидений. Машина – зверь! – сделал он заключение.

Я открыл капот и багажник, бегло осмотрел и захлопнул. Как раз то, что мне нужно. Отдал ключи Колеснику и сказал:

– Я даю тебе свои документы. Через какое время машина будет стоять на транзитных номерах?

– Я же сказал, через час максимум, – он посмотрел на часы. – Со мной поедешь, или вас отвезти куда- нибудь, пока я буду оформлять ее на твое имя?

– Куда-нибудь. Например, в хороший ресторан. Есть такие?

Он только усмехнулся.

– Ладно, давай паспорт. Я сразу отсюда поеду в ГАИ, к начальнику, а он, – Колесник кивнул в сторону своей машины, имея в виду напарника, – отвезет вас в «Асторию». Там только иностранцы да валютчицы обитаются, «шелухи» не бывает. В самый раз. Только с тебя предоплата. Сам понимаешь, Адольфыч – Адольфычем, а дела – делами… Так-то, брат!

Я вынул из кармана пиджака доллары, отсчитал шесть тысяч и отдал Колеснику.

– Надеюсь…

– Заметано! Будьте в «Астории», – он сел в машину и захлопнул за собой дверцу, а я и следом за мной Самурай пошли обратно. Я быстро объяснил «коллеге» местного автомагната ситуацию, он без лишнего трепа сел за руль и поехал по направлению к центральной части Львова.

В дневное время ресторан был практически пуст, если не считать трех накрашенных как матрешки девиц за барной стойкой, компании одетых в цивильные костюмы немцев и группы разухабистых поляков, только на моих глазах загонявших беднягу официанта до боли в ногах. Я не знаю польского, но все же понял, что ребята отмечают удачную сделку с местными бизнесменами по продаже им какого-то барахла из Европы. На безграничных просторах бывшей Страны Советов тогда только начиналась великая вакханалия ограбления, с успехом развернутая в последующие годы.

Почти год я не был в ресторанах. А в таком – вообще никогда. Поэтому, ощущая приятно оттягивающую карман валюту, набросился на меню с тройным энтузиазмом первопроходца. Примерно то же самое проделал и рыжий Альберт. Самурай и Михаил – так звали дружка Колесника – оказались более скромными и ограничились порцией шурпы, жаренным на решете беконом и салатом из креветок с майонезом. На третье все мы, кроме Михаила, который был за рулем, заказали предложенный официантом фирменный коктейль «Карпатский сон», который действительно стабильно забурлил в голове, вызывая у морально неустойчивого Альберта фантазии насчет дальнейшего вечернего разврата. Мне же просто стало приятно и легко. А кореец вообще не выказывал никакой реакции. Правильно дали ему кличку, правильно. От себя я бы впереди добавил еще одно слово – «отмороженный». Отмороженный Самурай. Теперь – как с листа… Когда официант в очередной раз подошел к нашему столику и спросил, хотели ли мы еще чего-нибудь, я сразу клюнул подбородком.

– Хотели. Четыре отдельных счета.

Он даже застыл на секунду.

– Простите? Вы сказали… каждый платит за себя?

– Совершенно верно. Каждый – за себя.

Официант грустно опустил голову, пробормотал что-то вроде «конечно, конечно» и побрел к своему рабочему столику у стенки, где плотно уселся за калькулятор. Можно было понять его заметно потухший взгляд. Если бы ему пришлось выписывать счет сразу четверым, то вполне реально «снять гешефт» гораздо посолидней.

То, что произошло потом, больше всего напоминало сюжет из первоклассного голливудского боевика. Я только успел положить в карман перетянутую резинкой пачку новеньких долларовых купюр, как на какое-то мгновение в зале наступила гробовая, абсолютная тишина, вдруг разорванная в клочья сразу несколькими яростными выкриками.

– Всем оставаться на местах!!! Руки на стол и не шевелиться!!! С-и-и-де-е-ть, су-у-у-ка!!!

Попытавшаяся незаметно ускользнуть за стойку бара проститутка замерла возле стеллажа с разноцветными бутылками. Поляки и немцы замерли, превратившись в восковые фигуры с ничего не выражающими серыми лицами. Только кто-то из пьяных поляков попытался высказать возмущение, крикнув на ломаном русском:

– Ты… совок! Я твою маму… – И тут же отчаянные крики боли разнеслись по огромному залу ресторана.

Вокруг плотной стеной рассредоточились рослые парни в черных масках и классически подогнанном камуфляже. На плече у каждого из них висел короткоствольный израильский автомат «узи». На ногах – высокие шнурованные ботинки на мягкой подошве. На рукавах – черная нашивка с изображением оскалившейся пятнистой рыси. Омоновцы…

В ответ на слова поляка один из бойцов сделал молниеносное движение ногой, и наглец тотчас сполз