Раннее детство (1921-1929, то есть Эстония, Белград и год Парижа до корпуса) – очень мало. Несколько 'мгновений', оставшихся живыми образами. Затем:

Корпу с (1929-1935), то есть детство и отрочество. Очень важно, ибо – Россия, зарождение двупланового опыта жизни. И также – Церковь (о.Зосима, о.Савва), литература и поэзия (генерал Римский-Корсаков и его чтения и его 'тетрадка' стихов, которые мы должны были зубрить на память).

Париж и Франция (1935-1940). Lycee Carnot. Жизнь на Clichy. И – одновременно – [собор Александра Невского на] rue Daru, прислуживание и т.д.

Богословский институт (1940-1951) и все, что он 'соединял'. Женитьба. Кламар. Богословие.

Америка , (а) Нью-Йорк: Флоровский и семинария, русский Нью-Йорк ('кружок', Карпович, Новицкий, Гагарины, Bridgehampton, Labelle, Денике, Варшавский, ужины у Терентьевых и т.д.); (б) Крествуд, православная Америка, Солженицын…

Настоящее . Книги, мечты и разочарования. Прошлое, будущее… 'Синтез'.

И вот, если подумать, – жизнь сложилась буквально почти до мелочей так, как 'хотелось' и 'виделось' ('мечталось' в скучные часы за партой в лицее). Сложилась одновременно единой в своей основе (Церковь) и многообразной, многоплановой (карпатороссы в Огайо и… Солженицын… Россия, Франция, Америка). За что особенно благодарить Бога (кроме, конечно, благодарности за сам дар жизни)? За свободу от идолов . За почти всегдашнее ощущение в жизни – другого, главного , что во всем присутствует, но и ни с чем не отождествляется, за радость . В чем особенно каяться? В самосохранении, в бегстве от подвига и связанного с ним страдания, в равнодушии и потому в компромиссе.

Понедельник, 11 мая 1981

Во Франции победил Миттеран (51,8 !). Победила усталость от Жискара, победила 'левая мечта', победило извечное 'они любить умеют только мертвых…'1 . Я никогда не был поклонником Жискара, но он так или иначе воплощал некую традицию, или – по-другому, по-теперешнему – его 'дискурс' был традиционным. Теперь к власти пришла прежде всего демагогия , вся гнилая,

1 Из трагедии А.Пушкина 'Борис Годунов'.

плоская социалистическая мифология. Эта мифология, эта демагогия размывали уже и жискаровский 'дискурс'. Теперь он воцарится… Победа Миттерана на глубине есть победа глупости , победа извечной французской консьержки: 'ils nous roulent'1 . Конечно, всякая власть roule2 народ. Но в лице Миттеранов к власти приходит сам обман, обман как таковой. И в этом вся разница…

Сутки в Вермонте у Солженицыных – 6 мая. Литургия утром. Изумительная весна, солнце, горы. Сам С. все больше и больше превращается в подлинного отшельника . Но радостный, спокойный… Длинный разговор с ним о 'канонизации' царской семьи.

В четверг утром, забрав Никиту Струве, возвращаемся в Крествуд. Два дня очень радостной, 'освежающей' дружбы с ним.

Вчера на торжественном служении в St. John the Divine no случаю приезда в США нового архиепископа Кентерберийского. Пышная служба. Сотни священников. Кардинал. Ладан. Хор, орган, процессии… Но не могу отделаться от впечатления, что все это игра , что вся эта средневековая пышность – игра , что она ничему не соответствует в реальности . И когда архиепископ открывает рот и проповедует – нас заливает все то же подлизывание к 'миру сему'.

На Фомино воскресенье удрали с Л. в наш любимый Easthampton. Утро на совершенно пустынном пляже, перед синим океаном, под голубым небом. Блаженный опыт 'одиночества и свободы'.

Я не могу отделаться от убеждения, что Церковь (Православная, хотя и не только она, конечно) съедается 'благочестием'. Вся эта болтовня о монашестве, об иконах, о духовности – до какой степени все это мелко, фальшиво, есть игра самолюбий… Все эти разговоры для меня стали совершенно невыносимыми. Мы живем в мире подделок.

Среда, 13 мая 1981

Ужин в Syosset: опять патриарх Александрийский. На этот раз он мне показался очень симпатичным старичком – я сидел рядом с ним. Но остается вопрос: для чего нужен патриарх Александрийский? И горе Православия в том, что вопрос этот просто никому не приходит в голову…

Все эти дни в семинарии, в суете последних дней учебного года. И к вечеру спрашиваешь себя: чем люди живы ! Все мелочное, неважное, личное, с подоплекой обид или 'рвачества'. Чувство такое, что ни одного глотка свежего воздуха. Вечно 'спертый' воздух. А ведь все о религии, Церкви и – страшно сказать – Боге…

Четверг, 14 мая 1981

Покушение на Папу. Шок во всем мире… И немедленно 'философствования', 'поспешные выводы' (выражение о.В.Зеньковского). На деле же, мне кажется, все просто. Это нежелание бороться со злом. И нежелание – под

1 'они нас дурачат' (фр.).

2 дурачит, облапошивает (фр.).

давлением тех, кто после каждого покушения глубокомысленно рассуждает о 'духе нашей эпохи'. Этот турок был приговорен к смерти в Турции за убийство. Он бежал, неизвестно как, из тюрьмы. Он за последние месяцы свободно въезжал в Италию и из нее выезжал. Он еще два года тому назад открыто заявил, что убьет Папу. Можно подумать, что весь мир только и занят что защитой human rights террористов – в Германии, в Ирландии, в Италии. И вот, по Розанову, 'мерзавцы разрывают мир…'

Ворчу и даже унываю, ибо смертельно устал от последних дней учебного года, недоразумений с епископами, от всей донельзя мелочной суеты. Нужно было бы 'воспарить духом', а на это – ленюсь…

Воскресенье, 17 мая 1981

Этот день – Commencement, который месяцами и неделями кажется недостижимой мечтой, – всегда так-таки приходит! И вдруг после невероятного напряжения, волнения, суматохи, страха, что забудешь что- то, – вот это тихое солнечное утро, блаженное ощущение свободы. И хотя отъезд в Лабель – вторая мечта, вторая 'недостижимость' – еще так далек: шесть недель! Хотя еще много дел, и даже неприятных, трудных, на очереди, 'главный груз' – присутствие, давление ста студентов – за спиной…

Поразительно, как в такие напряженные дни каждый показывает, являет себя – свои маленькие страстишки и 'одержимости'. Можно было бы книгу написать…

'Дома', 'самим собой' я осознаю себя только когда читаю лекции. Какой бы он ни был, но это, в сущности, мой единственный дар. Все остальное – руководство, 'духовная помощь' – все с чужого голоса и потому такое тягостное. Лекции – я всегда с удивлением ощущаю это – я читаю столько же для себя, сколько студентам. В них я не кривлю совестью, и не кривлю потому, что их читает во мне кто-то другой, и часто они просто удивляют меня: вот, оказывается, в чем вера или учение Церкви… Мне иногда хочется встать и громко заявить: 'Братья, сестры! Все, что я имею сказать, о чем могу свидетельствовать, – все это в моих лекциях. И больше ничего у меня нет, и потому, пожалуйста, не ищите от меня другого'. Ибо во всем другом я не то что лгу, но не чувствую того 'помазания' ('помазанное слово' старой семинарской гомилетики), которое необходимо, чтобы быть подлинным. Быть может, что-то вроде этого имел в виду апостол Павел, когда говорил, что Бог послал его не крестить, а 'благовествовать'1.

Все это, чтобы объяснить, почему мне так трудно весь год. Душа моя 'прячется' от людей, и все, что я делаю кроме 'благовествования' (больше всего личные разговоры, советы), для меня так бесконечно тяжело. Я играю роль , навязанную мне извне и не играть которой не могу, и потому – такую для меня тяжелую…

1 1Кор.1:17.

'Батюшка, научите меня жить духовной жизнью …' Вот тут, с этой 'духовности', о которой все безостановочно говорят, и начинаются мои 'трудности'. Тут я в чем-то слеп и глух. У нас