болезнь. Но надолго ли меня хватит?

— Что это значит? — спросила она в изумлении. — Вы хотите передать в его руки верховную власть над всем княжеством? Уже сейчас?

Он кивнул, снова вздохнул.

— Все лучше, чем явный бунт. А кроме того, скоро он получит власть над всем государством, так пусть уже сейчас учится умению повелевать. Искусству нелегкому.

— А я? — воскликнула она гневно. — Если он и впрямь будет там править, кем буду я, великая княгиня Литовская? Что станет с моими замками? Поместьями?

— Литовские печати я велю спрятать под замок, — отвечал Сигизмунд, немного подумав. — Пусть ставит свою печать под всеми актами и декретами.

— И не вздумайте! Это провал, полный провал! — кричала она, в отчаянии, что все замыслы обернулись против нее и, казалось бы, невинная ложь о бунте Августа навела короля на мысль частично отказаться от власти в пользу сына.

— Провал? Отчего же? — спросил король. — Казна Великого княжества пока что в моих руках.

Больше едва ли возможно сейчас сделать. Я могу напомнить, что это по вашей воле Август еще ребенком был избран…

— О боже! Я сделала это в интересах династии, — защищалась она. — Он должен был служить нам, а не править. Я хотела иметь послушное орудие…

— А получили второго короля. Вот к чему привело ваше упрямство, избрание нового короля при живом старом — согласилась и она. — Но…

— Но это еще не все, — прервал ее король. — Помните? Сразу же после избрания Августа сейм заявил, что такое беззаконие не должно больше повториться. Избрание — только после смерти предшественника и к тому же на сейме, куда может приехать любой человек благородного происхождения. Боже мой! Ведь меня еще выбирал сенат!

— А разве его решение не утверждалось палатой депутатов?

— Депутатской палатой, но не всей шляхтой… А теперь… После смерти Августа набежит толпа мелких людишек и, пререкаясь, выберет кого-то из многих депутатов. Всякое может быть… Опасное оружие дали вы шляхте в руки…

Она умолкла, собираясь с мыслями, готовясь отразить нападение. Так редко он вступал с ней в спор, так часто казнил молчанием.

— Санта Мадонна! — воскликнула она наконец. — Лесник, сажая дерево, не думает о том, что оно когда-то может придавить и его во время бури. Откуда мне было знать, чем грозит избрание Августа? Ведь и вы не предвидели, что ваших королей будут теперь выбирать по-другому.

— Вы сказали — ваших? — спросил он. — Будучи столько лет польской королевой? Диво дивное!

— Что ж. Я согласна — наших. Но в том, что вас так тревожит, я вижу и зерно надежды, шляхтичи из мазовецких поместий и имений терпеть не могут немцев. Никогда не выберут ни Гогенцоллерна, ни Габсбурга. Забавно, правда?

— Забавно? — повторил он удивленно.

Но она уже перестала хмуриться; думая о будущем, старалась найти выход.

— Подумать только, — рассмеялась она вдруг. — Несчастный Альбрехт Прусский! Ему никогда не быть польским королем, потому что он нападал на границы Мазовии. Его не выберут. Не выберут хотя бы и потому, что захотят уберечь нашу срединную Европу от немецких родственников императора. Скорее согласятся на француза, венгра или на польского гетмана. Выберут, к примеру, Тарновского. Он ведь, наверное, мечтает о короне?

— Гнусные сплетни завистников, — возмутился Сигизмунд.

— Может быть. Но только… О боже! О чем мы говорим? Династия не кончилась. Через год-два родится Ягеллон. Сын Августа.

— Если бы мне дожить до этого часа! Ни о чем другом не мечтаю. Ни о чем… Бог свидетель, — прошептал он. — И поэтому пора положить конец разлуке Елизаветы с законным супругом. Если вы и в самом деле хотите дождаться внука, перестаньте противиться моей воле. Пусть она как можно скорее едет в Вильну.

— Нет! — крикнула Бона, а через мгновенье сказала уже спокойнее. — Правда, медики говорят, что их стараниями здоровье ее поправилось. Может ехать, но Август должен принять все ваши условия. Литвины желают, чтобы он был великим князем. На это нельзя соглашаться.

— Да, — признал ее правоту Сигизмунд, — пока что я еще жив и правлю королевством.

Сигизмунд Август беспечно веселился в Вильне вместе со своим блестящим, веселым двором, единственным неприятным событием была встреча с императорскими послами, напомнившими ему, что супруга его не может оставаться дольше в замке на Вавеле, где вот уже год томится в одиночестве.

Вскоре последовало и письмо от короля, в котором тот шел во многом на уступки, но требовал взамен, чтобы сын забрал к себе Елизавету и делил с нею стол и ложе.

Впервые со времени приезда в Литву Август в обоих этих случаях советовался с Радзивиллом Черным, с которым его связывала теперь все более крепнущая дружба. Радзивилл советовал поймать отца на слове, настаивать на титуле и незаметно забрать власть в Литве в свои руки. Он советовал не спорить с королем, пусть жена приезжает, Барбара все равно его любит и будет встречаться с ним тайно — в Радзивилловском дворце или в охотничьих замках, в здешних лесах их великое множество, скажем, в Рудникской пуще. Август сможет там встречаться с ней всю осень, а может быть, и зимой — поехать на охоту…

После этого разговора, о котором не должен был знать Рыжий, любивший сестру по-своему искренне и сильно, Довойна сообщил Барбаре, что король назначает ей тайное свидание в ближайшем охотничьем замке. Барбара, не помня себя от счастья, что снова увидит Августа и они два дня проведут вместе, приехала в замок, захватив с собой только преданную ей Богну, Черного и Довойну.

Но только первая ночь напоминала те, что они проводили когда-то вместе, в Геранонах или во дворце у ее матери. Утром, смущенный, он должен был сказать ей правду.

— У стен виленского замка есть уши, — начал он. — Поэтому я решил объясниться с вами тут. Не откажитесь только выслушать и понять…

Она испугалась.

— Мне страшно. Это дурное начало.

— Зло это только мнимое. Я выиграл сражение и уже на будущий год буду править в Литве как шапш сшх.

Барбара облегченно вздохнула.

— Но король поставил мне одно условие — в Нижнем замке я должен поселиться не один. С супругой.

— Как это? — она испугалась, побледнела. — С Елизаветой?

— Не забудьте, что она племянница императора. Италийское наследство моей матери в руках Габсбургов. За жену мою хлопочет Вена, послов шлет. Я не могу от нее так просто отказаться.

— Не зря меня брат мой предупреждал, — с горечью сказала Барбара. — «Будешь игрушкой в королевских руках. Игрушкой — и только».

— Но кузен ваш, Черный Радзивилл, умнее, — возразил Август. — Он принимает жизнь такой, какая она есть. Советует согласиться на все, лишь бы получить власть.

— А я? — спросила она шепотом. — Это значит, что я?.. Он порывисто прижал ее к себе, целуя глаза и губы.

— Это ничего не значит. Я выполню волю короля, своего отца, пусть Елизавета живет в замке. А с вами мы будем встречаться и здесь, и в Вильне, так часто, как вы согласитесь…

— Мое согласие… Оно значит так же мало, как я сама, — отвечала Барбара с горечью.

Он взял ее руки в свои, прижал к груди.

— Клянусь, — сказал он, — никого на свете я не люблю так, как вас. Верьте мне. Теперь я это знаю. Вас, и только вас. Навсегда…

Она взглянула на него молча. Но уже через минуту снова была в его объятьях. Податливая и очень счастливая.

Литовский сейм был созван в Бресте над Бугом в октябре 1544 года, там королевская чета и