Начались неспешные сборы в обратную дорогу, король кликнул своих любимых собак — суку Сибиллу и громадину Грифа, бросил им кости и остатки дичи. Но казался каким-то рассеянным, словно бы в мыслях уже вел разговор с посланником матери. Слуги быстро собрали вещи, и вся кавалькада еще засветло двинулась в Гераноны. Барбара то и дело оборачивалась, вглядывалась в печальное лицо своего любовника, взгляд у него был хмур, губы сурово сжаты. Он молча скакал, сосредоточенный и полный решимости. И только перед въездом в парк Барбара отважилась направить свою лошадь поближе к нему, теперь они ехали рядом, она коснулась его руки, державшей поводья.

— Но сегодня вы не уедете, господин мой? — шепнула она. — Сейчас?

Он окинул ее невидящим взглядом и сказал хриплым от ветра и от выпитых напитков голосом:

— Не знаю. А если отец прислал в Вильну мою супругу? И мне нужно будет спешно выехать к ней навстречу?

Барбара, побледнев, смотрела на него широко открытыми глазами… Мысли, мучившие его сейчас, раньше никогда приходили ей в голову. Она слышала от братьев, что он живет один в виленском замке, окружен двором, пьет да гуляет вместе с принявшими его как родного литвинами.

— Если прислали… Значит, уже завтра?..

Она не докончила, потому что, пришпорив коня, король вырвался вперед. Она поняла, почему он стремительно поскакал к замку. Ему хотелось, чтобы глаза, следящие из окон за возвращением охотников, видели бы, что вот он едет впереди, предводитель и господин, ни от кого не зависит и не дает повод для сплетен. Наверное, хотел показать Радзивиллам, что хоть и сильны они как медведи, а он сильнее их могуществом власти, что посланника королевы будет принимать в замке великий князь Литовский, а не свояки Гаштольда да его вдова.

— Опомнился вдруг, вспомнил через месяц, кто он, а кто сестра наша, — ворчал Рыжий, но Черный, придвинувшись к нему поближе, прошептал:

— Посмотрим, с чем прислали того голубчика. Пока прикуси язык. Пусть все будет так, как мы до охоты порешили.

А решение они приняли очень важное: не очень-то веря в долгую любовь короля к Барбаре, уже сейчас, пока он еще не охладел к ней, отправиться с ним в Вильну и там, в отличие от сестры, занятой только любовью, сделать все, чтоб приблизиться к королю. Рыжий прикусил язык, и братья со всей свитой молча проследовали во дворец. Они стали свидетелями торжественной встречи — король, чувствуя себя хозяином замка, приветствовал гостя, но Барбары ему не представил. Братья, стоя в кругу придворных, слышали, как король с ноткой иронии в голосе говорил:

— А! Сам пан Глебович, виленскии воевода! Добро пожаловать! Отыскали меня в такой глухомани.

Глебович, словно бы не заметил иронии, объяснил:

— Заразе вослед я, почитай, всю Литву объездил, побывал во всех градах и весях. Было мне и поручение дадено, непременно вас, господин мой, отыскать. Двор встревожен. Вот уже целый месяц к королеве гонца не присылали.

— И в самом деле, как это я запамятовал, — небрежно заметил Август. — Эй, Лясота! Отправь завтра чуть свет кого-нибудь в Неполомице.

— С устным донесением?

— Завтра — с устным. Вели сказать, что я здоров и все больше пропадаю на охоте. А послезавтра… Послезавтра приготовлю письмо. Милости прошу к нам в гости на ужин. Тут у нас пиво недурное и мед отличный. Выпьем чуме на погибель. А также в знак благодарности за подвиг ваш, за то, что вы и в Герайонах отыскать меня сумели.

Глебович, человек неглупый и сообразительный, сразу приметил стоявшую среди дворян троицу — обоих Радзивиллов и Барбару. Помня о круживших по городу сплетнях, он ответил:

— В королевских Геранонах, государь. Дорогу в любой из таких замков я, виленскии воевода, знаю как свои пять пальцев.

Он не сводил с Августа глаз, но на слова эти король как бы и не обратил никакого внимания, на губах у него блуждала та же чуть ироничная улыбка, и, словно бы улыбаясь своим мыслям, он произнес:

— Ну как же, в Геранонах короля и моей высокочтимой матушки. И от ее имени также прошу вас, воевода, пожаловать в эти покои.

Радзивиллы переглянулись, Барбара чуть побледнела, даже Глебович не нашелся что ответить.

Довольно скоро, не проведя и часу в обществе Августа, Радзивиллов и успевших сменить свои охотничьи платья придворных, за уставленным напитками столом, он понял, что молодой король в совершенстве владеет преподанным ему матерью искусством лицедейства. Он ничем не выделял вдову Гаштольда, она занимала все еще принадлежавшее ей место, но, чтобы не досаждать воеводе, не любившего Радзивиллов, сидела не слишком близко от царственного гостя и нынешнего хозяина замка. Король, довольный тем, что посланник Боны не привез из Неполомиц дурных вестей, был в превосходном настроении, рассказывал об охоте, вспоминал о своих коллекциях монет, гемм, драгоценностей и книг, которых ему в здешних глухих местах не хватало.

— Нет ничего проще, надо только вернуться в Вильну, — воскликнул воевода, выслушав его жалобы. — В городе чумы больше нет, а морозы грянут — и вовсе ее прогонят. Я готов задержаться в Геранонах, пока всех ценностей не вывезем.

Король заколебался лишь на мгновенье, а потом поднял бокал и сказал:

— Продолжайте ваш объезд. Мы не будем вам в этом препятствовать. А я отдохну здесь еще несколько дней, затем мы всем двором двинемся в Вильну, повезем с собою все, что по праву принадлежит казне. А сейчас… как говорил поэт — Nunc е1 ЫЪепсшт! Ваше здоровье, дорогой воевода!

В ту же ночь оба Радзивилла вошли в опочивальню своей сестры. Ложе ее было пусто, в раскрытые настежь двери на террасу врывался ветер.

— Тут ее нет. Улетела птичка! — заметил Рыжий.

— Подождать надо, — отвечал Миколай Черный.

— Сколько можно ждать? — возмутился Рыжий. — Сестра Радзивиллов, вдова трокского воеводы, а на уме одни амуры, распутна и ненасытна.

— Подожди, брат! Амуры-то непростые, больше на любовь похожи. Быть может, что еще и получится.

— С чего вдруг! Птенчик хоть и знатен, да женат.

— Говорю тебе, подождать надобно! Не завтра, так послезавтра дождемся мы своего дня…

Сожмешь кулак, а он там. Поймаем его, как муху.

— Или как бабочку, что сама на огонек летит. Сжать кулак? Неплохая мысль. А может вот еще что…

— Тсс… — прошептал Черный. — Только не здесь!

— Тогда пошли отсюда. В моей комнате, да за рюмкой, разговор вольней пойдет.

Они вышли, а порывы ветра долго еще раскачивали занавеску на открытых дверях террасы.

Едва стало светать, Барбара, уже одетая, подошла к королевскому ложу. Он попытался привлечь ее к себе, но она, отрывая его руки, сказала:

— Нет! Нет! Мне нужно идти!

— Еще минутку… Последний поцелуй.

— Мне страшно. С тех пор как приехал воевода, мне кажется, за каждым углом, в каждой нише кто-то прячется, следит. Братья тоже не спускают с меня глаз.

Август придвинулся еще ближе.

— Знаю. Его слуги ищут пищи для доноса, который пойдет отсюда в Неполомице, а может, прямо на Вавель. Но братья предпочитают делать вид, что ни о чем не ведают и что вы кроткая голубка.

— Поэтому лучше мне уйти.

— Нет. Я не выношу, когда мне перечат. Даже вы…

— Светлейший господин мой… — шепнула она, возвращая ему поцелуй.

— В любви, наверное, столько же оттенков, сколько у вьющихся роз. Помните. Они белые, розовые, темно-красные. Верьте мне. Моя любовь под стать вашей. Пурпурно-алая.

Барбара покорно припала к его груди.