наконец заключил перемирие с Фердинандом, следует полагать, что и сам удержится на венгерском троне.

— В самом деле, может быть… — задумчиво сказала она. — Только вот я… Впервые в жизни хотелось бы найти отдохновение в неполомицких лесах… А может, пора навестить и литовские леса?.. Тишина. Одиночество… Санта Мадонна! Неужто королева никогда не может чувствовать себя в полной безопасности? Быть спокойной?

— Со мною — да, государыня… — горячо начал было Кмита, но она тут же охладила его пыл.

— Я мыслю вовсе не о родовитой шляхте, а о всякой мелочи. О тех, кто всегда готов шуметь, кричать. Вы… вы не раз приглашали нас в свой замок в Висниче, — неожиданно промолвила она, заметив, что лицо его омрачилось. — Bene. Скажу королю, что я приняла приглашение…

— Светлейшая госпожа пожалует… это правда? — не верилось ему.

— Разумеется, приглашение будет принято и от имени его величества, — поспешила она погасить появившийся было блеск в его глазах. — От вас я поеду в Литву взглянуть на тамошние леса. По пути кину взгляд и на тех, чьи крики… не дают мне покоя…

Тотчас после ухода маршала Бона велела Марине кликнуть канцлера Алифио и Паппакоду. А когда они вошли, вернулась к более всего досаждавшему ей статуту, направленному против выборов при жизни короля.

— У шляхты отныне свой закон. Новый. Отныне я также буду опираться на законы, только на давние. И на грамоты, кои были мне пожалованы за десять лет царствования. Еще в этом месяце нас примет маршал Кмита в Висниче, мы засвидетельствуем наше доброжелательство и приязнь к верным сторонникам, но тотчас после этого отправимся в Литву.

Возьму с собой все необходимые бумаги. Они лежат в том ларце, найдите, — обратилась она к Паппакоде. — Последняя булла папы Климента — подтверждение моих прав на раздачу бенефициев.

— Только в Полонии, а не в италийских княжествах, — напомнил Алифио.

— Знаю, помню.

А когда Паппакода подал ей свиток, она стала читать документ.

— Да, именно это. Я могу оказывать влияние на назначение каноников и епископов. По закону, в соответствии с папской буллой. А от назначенных на должность буду взимать отныне оплату в казну.

Кроме того, возьмем в Литву все акты и пожалования короля. Рпто: пожалование мне литовских пущ вдоль границы Подлясья. Да, именно это. Король жалует мне пущи за Неманом „для разумных во всех деяниях свершений, установления порядка и мудрого правления“. И, наконец, акт наиважнейший: предоставление мне полномочий для выкупа либо изъятия королевских пожалований в Польше и Литве. Начнем с Великого княжества. Ежи Радзивилл вынужден будет вернуть владения в гродненском старостве, Гаштольд Вельск и Браньск, а другие… Ладно, о тех я подумаю, когда вернусь из Виснича. Это весьма важный документ.

— Государыня! Однако же его надобно подтвердить канцлерской печатью, — заметил Алифио.

— Король дал согласие. Это равнозначно подписи.

— Но это было несколько лет назад. Без подтверждения новой подписью королевская канцелярия…

— О боже! — вспыхнула Бона. — Это невыносимо. Снова надобно подтверждать, выяснять, просить! Говорить больше, чем хочется, ибо король безмолвствует. Всегда молчит и… медлит! Так долго обдумывает любое решение! — И уже тише добавила: — Я ехала сюда исполненная ожиданий и доверия… Я хотела быть королевой, великой и счастливой. Скажите мне вы, у которых на все есть ответ, какую ошибку я совершила? За что меня ненавидят?

— Тут нет обычая, чтобы женщины столь явно повелевали мужчинами, — немного подумав, высказал свое суждение канцлер.

— А тайно? — спросила она.

— Кто ведает? Госпожа, вы столкнулись с чуждым для нас миром, — отвечал Алифио. — И, быть может, чересчур поспешно попытались навязать этим, совсем по-иному мыслящим людям, правление, осуществляемое по италийскому образцу? Сильная власть, могущество династии. А им… Увы… Собственные интересы им ближе, нежели интересы Ягеллонов.

— Всем им?

— Возможно, не всем, — согласился Алифио. — Примас Лаский, Оссолинский… сумели собрать подле себя людей, поистине жаждущих перемен. Но разве их новые законы, их замыслы реформ Речи Посполитой придутся вашему величеству по нраву?

— Вы не знаете этого? Я тоже. Стало быть, я одна, совсем одна.

— Пока канцлерская печать королевы в моих руках… Пока я нахожусь столь близко к трону…

— Знаю. И верю вам, только вам. В вашу преданность… Он колебался, высказать ли ей всю правду, наконец промолвил:

— Если бы вы, ваше величество, — сказал он осторожно, — взвешивали каждый поступок немного дольше. Были иногда не так резки, нетерпеливы…

— Ох! — ответила Бона. — Тогда я не была бы собой! Я не могу не изменять» все, что считаю плохим. Я хочу действовать. Разминать бесформенную массу в руках до тех пор, пока не возникнет нечто, что кажется мне совершенным.

Алифио вздохнул.

— Для этого необходимо время… Создавать, лепить уже теперь, сразу. Я обращусь к королю. Нет, не только с этим. Скажу ему о приглашении в Виснич, а его подпись вы получите еще сегодня.

— А если…

— Он не может мне отказать. Он обещал, — отвечала Бона и вслед за тем обратилась к Паппакоде, который все время молчал.

— Синьор Паппакода! Я не доверяю стражам здешней сокровищницы. После возвращения из Виснича возьмем в Литву все ценное.

— Понимаю. Золото, необходимое для выкупа земель…

— Не только, — прервала королева. — Хрусталь, всю мебель черного дерева, вещицы из слоновой кости. Не забудьте о серебряной колыбели.

— Ни о чем не забуду, — заверил тот, выходя.

И едва не сшиб прижавшуюся к дверям Марину.

— Вы ведь все слышали, — сказал он. — Едем в Виснич, а потом в Литву. Надолго. Берем с собою все ценности. Даже серебряную колыбель.

— Ну что ж, — Марина сердито выпятила губы. — Италийский дракон все еще держит в пасти дитя.

— Но, пожалуй… только как пугало, — пошутил Папнакода.

Они рассмеялись.

— Это знаю я. Знаете вы. А другие? — шепнула Марина и добавила: — Тсс… Кто-то идет.

Шаги приближались, Марина и Паппакода отпрянули друг от друга.

Спустя час Паппакода, увидев на внутренней галерее идущего навстречу Алифио, остановился и спросил:

— Вы из королевской канцелярии?

— Да.

— Значит, подписал?

— Подписал, — лаконичным ответом отделался от него канцлер.