Она колебалась лишь мгновение.

— Повелим означать деревья. Как лошадей в табуне. Клеймом. Кто не заплатит чинша, у того староста отберет клеймо. Спросите у него, вход в пущу бесплатный?

Кто-то из свиты подошел к крестьянину и, переговорив с ним, доложил о разговоре Паппакоде.

— Говорит — а как же иначе? Известно, бесплатный, — повторил казначей его слова.

— Ага, — чуть не вскрикнула королева, — я сказывала, какое тут хозяйствование. Лес вырубают кому не лень, а новых деревьев никто не сажает. Запишите: служивым произвести реестр всех входов. Пусть установят также оплату за сенокос. Наверное, есть и лужайки в лесу? В Неаполе все княжеские пастбища приносят доход. А тут, как и в королевстве, столько разоренных бортей, лесных полян!

— Будут ли предусмотрены наказания за нарушение этих правил? — спросил Паппакода.

— Да. Строгие. С сегодняшнего дня. Кто осмелится нарушить право, будет схвачен стражниками и наказан.

— Но здесь нет никаких стражников! — заметил Алифио.

— Значит, будут! — воскликнула Бона, бросив ложку Марине. — Не могу больше, слишком густой и сладкий!

— Вернуть ему остальное? — спросил Паппакода.

— Вернуть? — изумилась она. — Такой мед? Велите сказать бортнику, что в виде особой милости этот горшок будет засчитан ему как ежегодный чинш. С одного дерева.

Они останавливались в каждой деревне, в каждом местечке Литвы, Волыни и Подолья. Путешествие было обременительным, но королева переносила его лучше, нежели ее придворные дамы и кавалеры.

Август, очень довольный, что не надо выслушивать поучений Секулюса, постоянно вылезал из коляски и гарцевал на лошади. Меж тем королева, велев Паппакоде почаще заглядывать в акты королевских пожалований, повторяла, как будто заучивала урок:

— Земли, пожалованные нам еще в двадцать четвертом году в Литве, над рекою Супрасль. В воеводстве Трокском — от Гонёнза до Гродно. Чащи литовские от Гродно до Ковно. Земли на севере и на Немане, староство ковенское. Bene. Гродненские угодья выкуплю сейчас или через год-два у Ежи Радзивилла. Также проверить надобно, каковы именья на Подлясье? Далее: угодья кобринские, городельские, Каменец и на Волыни — ковельские земли. Посмотрите, что еще? То, чего не имею, буду иметь после выкупа королевских земель. Деревни должны быть застроены совсем по-иному, дома — в один ряд по обе стороны тракта, чтобы к ним было легче подойти. Вааха! На сегодня довольно. Хотя нет. Что там виднеется? Какая-то речушка? И деревня?

— Нечто весьма убогое, ваше величество! — заметил Паппакода.

— Ничего. Я хочу осмотреть все. Выйдем-ка на средину селения, кстати, тут есть и рыночная площадь, некое ее подобие. А значит, должен быть кто-то вроде бурмистра или войта. Позвать его ко мне!

И уже через минуту она ступала по тропе посреди полусожженного селения, действительно крайне убогого. Рядом с нею шагал Август, а также перепуганный «бурмистр», а за ними семенили придворные. Постепенно они дошли до окраины опустевшей, почти безлюдной деревушки и остановились на обрывистом берегу. Вид отсюда был величественный, за голубым простором воды чернела узкая полоска леса.

— Красиво здесь, — сказала Бона, глядя вдаль. — Значит, сказываете, ваше селение постоянно грабят и жгут татары? Что это за река?

— Буг, — ответствовал «бурмистр».

— А как называется селение?

— Ров, всемилостивая госпожа.

— Ров, — рассмеялась она. — В ров каждый влезет, даже корова. Построим здесь крепость.

Место на холме, словно создано для обороны. Запишите, синьор Алифио. Бастионы, за крепость.

Через год-другой приеду посмотреть, что и как будет сделано. Этот пейзаж мне так напоминает Италию.

— А это всего лишь ров, — буркнул канцлер.

— Нет! — возразила она. — Поскольку укрепление сего града я беру на себя, желая потомству память о себе оставить, изменю и название. С этого момента будет здесь город и крепость… скажем, Бар.

— Не Бари? — вырвалось у Паппакоды.

— Бари? Бари — один на свете, — пожурила она его. — Единственный, самый красивый… далекий. А тут будет Бар. Вместе с Кременцом станем сдерживать нападения турок и татар.

Запишите еще: заложенные на реке селения должны иметь пристани для сплава товаров, земледельческих и лесных. Каждый седьмой день — базарный. Пошлины под моим контролем.

Мостовой, дорожный и торговый сбор. Купцы за каждый воз соли заплатят… скажем… подумаю, сколько. Одно вы должны знать: по воле короля я беру в аренду таможни в Литве и на Волыни.

Все до единой.

— А кто станет во главе таможен? — спросил кто-то из местных.

— Бургомистры. Следовательно, и вы, с сегодняшнего дня назначенный мною бургомистром города Бар, станете во главе таможни. Каждые полгода будете представлять моему под-скарбию реестры, счета и деньги.

Вновь назначенный бургомистр переполошился.

— Но селения тут сожжены, люди уведены в ясырь…

— Знаю. Поэтому будем заселять пустынные места. А также прореживать пущи на берегах судоходных рек. Хочу, чтоб тут были цветущие грады и веси.

Бургомистр пытался обороняться, что-то объяснять.

— Волости все здесь в руках вельможей. Кто из них захочет меня слушать?

Однако она и тут не узрела никаких трудностей.

— Волости выкупим. Сколько захотят, к примеру, Се-машки за луцкие угодья? Как мыслите, синьор Алифио?

— Много, — отвечал он. — Самое малое пятьсот гривен.

— Дадим четыреста пятьдесят. Окупится. Впредь и судоустройство городское будет в наших руках.

Разбоям и грабежам на дорогах придет конец! Разбойников и воров надобно карать без пощады.

— До сих пор с ними боролись старосты. Как же справлюсь со всем этим я? Я один? — пришел в ужас вновь испеченный бургомистр.

— Удивляете вы меня, пан бургомистр, — ответила Бона. — А каково же мне, вот уже многие месяцы, колесить здесь, вдоль и поперек? И вникать во все? Мне одной? Но, впрочем… Надобно будет и в староствах навести порядок…

Король вместе с королевнами Ядвигой и Изабеллой приехал в Вильну только в июне тысяча пятьсот тридцать третьего года, он показался Боне сильно постаревшим, даже не столь спокойным и сдержанным, сколь вялым, безвольным, охотно поддающимся на уговоры советников. Встретил ее он, однако, очень сердечно. Он восхищался Августом, который за этот год возмужал, загорел и научился превосходно ездить верхом, а одновременно добродушно подсмеивался над Изабеллой — она так скучала по брату и так завидовала его путешествию по Литве, что он был вынужден уступить ее просьбе и взять с собой обеих старших дочерей.

Уже через несколько дней после встречи почти всей семьи в Виленском замке Сигизмунд во время ужина с супругой и ее канцлером заявил:

— Едва прибыл в Литву, не могу отбиться от жалоб.

— Такой страх напал на вельмож? — заинтересовалась Бона.

— Они удивлены — к чему такая спешка? Я сам когда-то начал свое правление с попытки возвратить королевские земли. Но вы?

— Что же я?

— То, что не свершило государство за десятилетие, вы хотите сделать за год? За два? — спросил он со всей серьезностью.

— А как же иначе? — удивилась она. — Вы прекратили выкуп королевских владений, потому что ваша казна пуста. Но у меня довольно своего золота. И я хочу видеть плоды хозяйствования на собственных землях уже сейчас. Сейчас. Нельзя откладывать, магнаты могут подделать бумаги. Разве не так? —