маскировали машину Оденигбо, но всякий раз, стоило Оланне повернуть ключ, мотор со свистом глох. Угву, молодец, догадался толкнуть машину. Оланна вела автомобиль медленно и притормаживала, если Малышка кашляла. У поста, где дорогу перегородили толстым бревном, Оланна сказала ополченцам, что ее дочь серьезно больна, те извинились и не стали обыскивать ни машину, ни сумочку Оланны. Полутемный больничный коридор пропах мочой и пенициллином. Женщины сидели с детьми на коленях или стояли, пристроив ребенка на бедре, и голоса их мешались с детским плачем. Доктора Нвалу, двоюродного брата Оденигбо, Оланна помнила со свадьбы. Он помог ей встать после бомбежки, когда на плечи ее была накинута рубашка Океомы.

Медсестрам она представилась его коллегой с прежней работы и сказала по-английски, четко выговаривая слова и гордо подняв голову: «Я по срочному делу». Медсестра тут же провела ее в кабинет. Одна из ждавших в коридоре женщин разразилась руганью:

— Tufiakwa![78] Мы здесь ждем с рассвета! И все потому, что не гнусавим, как белые?

Доктор Нвала, стройный и гибкий, поднялся с кресла, вышел навстречу Оланне, пожал ей руку и заглянул в глаза.

— Оланна.

— Как ваши дела, доктор?

— Ничего, справляемся. — Он похлопал Малышку по плечу. — А у вас?

— Все хорошо. Океома заходил к нам на прошлой неделе.

— Да, он заезжал ко мне на денек. — Доктор смотрел на нее, но, казалось, не слушал, точно был где- то далеко. Он выглядел потерянным.

— Малышка уже несколько дней кашляет.

— Вот как.

Доктор повернулся к Малышке, приставил к ее груди стетоскоп, что-то приговаривая, когда она кашляла. Затем подошел к аптечке, начал рыться среди пузырьков и пакетов с лекарствами, и Оланну переполнила жалость. Лекарств было негусто, а он возился так долго.

— Я дам вам сироп от кашля, но Малышке нужны антибиотики, а у нас они, к сожалению, кончились, — сказал доктор, снова глядя ей в глаза долгим, странным взглядом. Лицо у него было усталое и печальное. Может, недавно потерял кого-то из близких? — Я выпишу рецепт, а вы попробуйте купить с рук, только у надежных людей, конечно.

— Конечно, — эхом отозвалась Оланна. — Моя приятельница, миссис Муокелу, сумеет помочь. — Оланна поднялась. — Заезжайте к нам, когда будет время.

— Да. — Он задержал ее руку в своей чуть дольше, чем того требовали приличия.

— Спасибо, доктор.

— За что? Я почти ничем не могу помочь. — Доктор указал на дверь, и Оланна поняла, что он имел в виду женщин, ждавших в коридоре. Уходя, Оланна оглянулась на полупустую аптечку.

Утром, по дороге в начальную школу Аквакумы, Оланна пробежала через городскую площадь. Открытые пространства она старалась миновать побыстрей, спеша под густую листву деревьев, где можно, как ей казалось, укрыться от бомбежки. Под деревом на школьном дворе ватага мальчишек швыряла камнями, стараясь сбить манго. «Марш на урок, osiso!» — крикнула Оланна, и ребята бросились врассыпную, но вскоре опять вернулись. Раздались визг и гиканье, когда один плод свалился на землю, а следом — громкий спор, чей камень его сбил.

Миссис Муокелу, стоя в дверях класса, вертела в руках звонок. Ее мускулистые руки и ноги, поросшие жесткими черными волосками, пушок над верхней губой, курчавая щетина на подбородке наводили Оланну на мысль, что миссис Муокелу следовало родиться мужчиной.

— Не знаете, где бы мне достать антибиотики? — спросила Оланна после приветственного объятия. — Малышка кашляет, а в больнице их нет.

Миссис Муокелу глубокомысленно замычала. С ее блузы свирепо смотрел Его Превосходительство; блузу с его портретом миссис Муокелу носила каждый день и обещала носить, пока государство Биафра не установится окончательно.

— Лекарства продают все кому не лень, но откуда нам знать, кто толчет на заднем дворе мел и выдает за нивакин, — сказала она. — Оставьте мне деньги, я схожу к матушке Ониче. Уж она-то подделок не держит. За подходящую цену хоть грязные подштанники Говона продаст.

— Подштанники пускай оставит себе, а нам продаст лекарство, — засмеялась Оланна.

— Вчера мне было видение, — сообщила миссис Муокелу.

Блуза была ей не по росту, волочилась по земле, и Оланна боялась, что миссис Муокелу наступит на подол и упадет.

— И что вы видели?

Миссис Муокелу часто посещали видения. В прошлый раз ей привиделось, будто сам Оджукву ведет бой в секторе Огоджа, а это значило, что враг там разбит наголову.

— Как древние воины из Абирибы, с луками и стрелами, разили врага в секторе Калабар и всех перебили. И знаете, дети шли к источнику по вражьим костям.

— Вот как! — отозвалась Оланна, изобразив серьезную мину.

— Значит, Калабар никогда не завоюют. — Миссис Муокелу затрясла звонком.

У Оланны не было ничего общего с полуграмотной учительницей начальных классов из Эзиовелле, верившей видениям. Но, как ни странно, в миссис Муокелу ей чудилось что-то родное. Не оттого, что миссис Муокелу тоже заплетала волосы в косички, ходила с ней на собрания Общества женщин-добровольцев и учила ее заготавливать впрок овощи, а оттого, что она излучала отвагу, точь-в-точь как Кайнене.

В тот же вечер, когда миссис Муокелу принесла газетный кулек с капсулами антибиотика, Оланна позвала ее в дом и показала фотографию Кайнене у бассейна, с сигаретой во рту.

— Это моя сестра-двойняшка. Она живет в Порт — Харкорте.

— Сестра-двойняшка? — воскликнула миссис Муокелу, теребя пластмассовую половинку желтого солнца, висевшую на шнурке у нее на шее. — Чудеса, да и только! Я и не знала, что у вас есть сестра- двойняшка. Но вы ни капли не похожи, ничего общего.

— Рот у нас один и тот же, — сказала Оланна.

Миссис Муокелу, снова глянув на снимок, покачала головой.

— Ничего общего, — повторила она.

У Малышки от антибиотиков пожелтели белки глаз. Кашлять она стала меньше и не так хрипло, но совсем потеряла аппетит. Она размазывала по тарелке гарри, а кашу оставляла нетронутой, и та застывала комком. Оланна истратила почти все деньги из конверта на печенье и ириски в блестящих обертках, которые покупала у женщины, торговавшей за линией фронта, но даже эти лакомства Малышку не радовали. Оланна сажала Малышку на колени и насильно совала ей в рот ямсовое пюре, а когда девочка давилась и плакала, Оланна тоже не могла сдержать слез. Больше всего она боялась, что Малышка может умереть. Мучительный страх не покидал ее, отравлял мысли. Оденигбо забросил агитбригаду и после работы мчался домой. Оланна знала, что он разделяет ее беспокойство, но вслух они это не обсуждали, как будто облечь их страх в слова значило сделать смерть Малышки неизбежной. Они избегали этой темы до того утра, когда Оденигбо собирался на работу, а Оланна сидела, склонившись над спящей Малышкой. Звучный голос ведущего Радио Биафра наполнял комнату.

Страны Африки пали жертвой заговора британо — американских империалистов, использовавших рекомендации комитета как предлог для поставки вооружений Нигерии, чей марионеточный неоколониалистский режим доживает последние дни…

— Так и есть! — сказал Оденигбо, наскоро застегивая рубашку.

Малышка заворочалась в кроватке. Личико ее осунулось, стало недетским — изможденное, с тонкой кожей.

— Малышке не выжить, — проговорила Оланна едва слышно.

Оденигбо замер, выключил радио, подошел и прижал к груди голову Оланны. Его долгое молчание подтверждало, что Малышке не миновать смерти. Оланна отпрянула.

— Ей нездоровится, вот она и не ест ничего, — сказал он, но голосу недоставало привычной твердости.