государственного деятеля. Совмещающего работу в городской мэрии и активный – и весьма сомнительный, а порой попросту противозаконный бизнес. До недавних пор он Маркову покровительствовал, а теперь на волне набирающей ход президентской кампании решил реализовать кое-какие свои амбиции. И союз с откровенным криминалитетом стал ему невыгоден, этот господин решил избавиться от недавних партнеров. Марков решил начать ответные военные действия, но два покушения на ренегата провалились. Именно в этот момент под руку подвернулся явно не дилетант в науке убивать Владимир Свиридов. И такова была теперь плата за его свободу.

Он расплатился.

– У меня два месяца свободных. Я с тобой, – внушительно сказал Фокин. Он вообще выглядел необычайно внушительно и впечатляюще, когда был трезв. Его баритон рокотал на полную, повелительно ввинчивая в ушные раковины Свиридова: «с тобой, с тобой, с тобой!»

– Ты хоть знаешь, что я туда не крабов ловить еду? – мрачно отозвался Владимир.

– Да уж догадываюсь.

– Тебе своих собственных проблем мало?

– Мне всегда всего мало. А дело тебе серьезное поручили, я по тебе чувствую. Я же тебя уже не пять и не десять лет знаю, от меня не зашифруешься. Я тебе помогу.

– Да не нужна мне твоя помощь! Я тебе не государственная богадельня для немощных старушек, чтобы помощь принимать.

– Да старушке я и не предложил бы. Старушки у нас, Володя, сталинской закалки. Недавно ехал в автобусе... права-то у меня на год отобрали, а хотели на три, – Афанасий Фокин поморщился, – там две такие реликтовые карги ехали, охали и на здоровье жаловались. А как выходить им надо, так у каждой по пять тюков нарисовалось, и так они, старухи эти, поперли, что едва мне позвоночник, – Афанасий похлопал себя по мощной спине, – не сломали. А ты говоришь – старушки! Старушки эти еще нас с тобой переживут.

– Ладно, Афоня, не бубни, – с досадой перебил его Свиридов, – я тебе слово, ты мне – десять. Балаболишь без передыху. Куда ты со мной собрался? Во Владивосток? Так я еще еду на неопределенный срок. К тому же, знаешь ли, есть много такого, чего я тебе просто не хочу говорить. Из соображений твоей же безопасности.

– «Из соображений, из соображений»! – передразнил его Фокин. – Ты бы лучше на троих так соображал, как сейчас мне тут вчехляешь! По крайней мере, готовишься ты серьезно! К тому же я что-то не припомню, чтобы ты перед отъездом просматривал документы на квартиру. Завещание свое, что ли, проверял? Чтобы квартира не пропала и Илюхе досталась, если что? Так она, хата, к нему и так автоматически перейдет. А вот твои заморочки...

– Подсмотрел, сукин сын, – мягко прервал его Свиридов, а потом заговорил сухо и отрывисто: – Вот что, Афоня. Я только что смотрел материалы по делу, которое мне поручено. Бабло за него обломилось хорошее. Если все выгорит, можно закатиться куда угодно, на любой курорт и шиковать по полной программе. А если не выгорит, то все равно, похоронят меня пышно... в любом случае в роскоши останусь, если, конечно, труп найдут.

– А что это ты, трупом, что ли, становиться собрался? – хмуро осведомился Фокин. – Не рановато ли? А что дело опасное, так я сразу понял. Ты у меня не доктор Ватсон, тебе подробно объяснять не надо, сам все понимаешь лучше меня. Так что едем. Ты сам знаешь, лучшего помощника, чем я, тебе не найти.

– Если не будешь пить, – буркнул Владимир.

– Хорошо-хорошо, договорились, – отозвался Фокин. – Кстати, я уже купил билет до Москвы на тот же рейс. А на какое число у тебя забронировано место до Хабаровска?..

Свиридов тяжело вздохнул и вышел из комнаты. Он знал, что представляет собой Фокин во время длительных авиаперелетов, но тем не менее прекрасно сознавал, что в случае каких-то осложнений Афанасий незаменим. В этом Владимир убеждался не раз и не два. И еще... смутная тревога клубилась там, где должен был вырисоваться уже мало-мальски ясный и осмысленный план действий. Он привык верить своей интуиции, за многие годы доведенной до состояния некоего шестого чувства, порой такого же ясного и однозначного, как зрение, обоняние и слух.

Хотя и на самое хитрое зрение, и на самый изощренный слух найдется такая милая вещь, как, скажем, галлюцинации...

Он заглянул в комнату и увидел, как Фокин наливает себе в бокал коньяка.

– Я же просил, чтобы ты попридержался с бухлом!

– Ты не разменивайся на мелочи, – невозмутимо ответствовал тот. – Что ты там надумал? Мы едем или ты будешь донимать меня своими увертками и требовать сдать билет? – Он посмотрел на Свиридова сквозь стакан с самым таинственным видом. – Ну?

Владимир не смог удержаться от короткого смешка при виде этой лукавой бородатой физиономии:

– Ну хорошо, хорошо. Можешь радоваться и продолжать паясничать. Только ты должен пообещать мне, Афанасий, что по приезде ты будешь слушаться каждого моего слова. Я думаю, что тебе, отставному капитану спецназа внешней разведки, пусть даже несколько опустившемуся и подспившемуся, – Фокин презрительно фыркнул и понюхал коньяк, – не надо объяснять, что такое дисциплина. Потому что эти пьяные выходки здесь стоили тебе трое неполных суток в отделении, а там могут стоить жизни! Понятно? И перестань пить! Ты уже и так сегодня с утра...

– Значит, едем?

– Едем, черт побери!

– Ну, собственно, это и следовало доказать! «Перестань пить»! Вот за это и выпьем. На посошок, как говорится. Ты не смотри на меня, как солдат на вошь, а бери стакан, сейчас я тебе плесну.

Свиридов знал, что тут спорить с Афанасием бесполезно, и полез в бар...

Самолет Москва – Хабаровск летел полупустой. Наверно, мало было желающих из праздного любопытства лететь на другой край географии, да еще платить за эту круглую сумму. А тех, кто летел не из праздного любопытства, а по иным соображениям, набралось едва ли человек двадцать. Из этих двадцати самым шумным, разумеется, был Фокин, который приставал к тощей стюардессе, разносившей минеральную воду, половину этой воды выпил, а вторую половину употребил в качестве запивки для водки, купленной в аэропорту. Лететь было долго и муторно, потому Фокин проявил предусмотрительность и купил не одну бутылку, а целых три. Свиридов косился на него подозрительно, а потом отнял одну из бутылок под тем предлогом, что хочет выпить сам. Уж кто-кто, а Влад прекрасно знал, что такое Афанасий Сергеевич Фокин после полутора литров водки. Тут и до авиакатастрофы недалеко.

Водку Влад, разумеется, пить не стал, а вылил в туалет.

Самолет прилетел в Хабаровск почти в полдень. Город встретил их изнуряющей жарой. В стоялом воздухе плыло блеклое марево, высоко в небе жарилось, как громадная яичница-глазунья бога, жестокое дальневосточное солнце. Воздушные ворота Хабаровска по сравнению с бурлящим, как растревоженный муравейник, огромным московским аэропортом показались Владу не воротами, а какой-то калиточкой. Что показалось гражданину Фокину, неизвестно, по той простой причине, что он был тихо пьян.

Свиридов недовольно покосился на него и сказал:

– Вот что, дорогой господин Фокин. До Владивостока нам еще километров с тысячу, по Транссибу трястись неохота...

– Транс-си-бу?..

– Транссиб – местная железная дорога. Вас с Марковым словно один и тот же учитель географии учил, да и тот редкостный болван. Так вот, по Транссибу тебя волочь не вижу смысла, долго это, муторно и буфет рядом. Лучше купить подержанную японскую или корейскую тачку, они тут должны по бросовым ценам идти, и докатиться самостоятельно. Тем более что я на такой случай и водительские права имею.

И Влад показательно зашелестел купюрами в кармане. Фокин же только трубил носом, этим, очевидно, выражая полное согласие с товарищем.

Машина была куплена немедленно, при этом продавец, разбитной армянин с усато-носатой физиономией, похожий на Фрунзика Мкртчяна, суетился, расхваливал свой товар, а про проданную Свиридову довольно потрепанную старенькую «Хонду» заявил, что на ней ездил на воскресные пикники сам