знакомых и объектов возможного интереса моего предприятия.

– Ну, так резко вопрос не стоит. Никто не может запретить вам встречаться с Ратовым. Даже нужно с ним встретиться и снять все ваши ультиматумы. Это мой личный совет, – подсказал Карпов.

– Я ему ничего не предъявлял.

– Не надо! Предъявляли. Впрочем, вам виднее, как это назвать. Но встретиться лучше сегодня. А мы продолжим наш разговор. Пятница вас устроит? В это же время.

– Повестку пришлете?

– Обойдемся без повесток. Да, чуть не забыл. Если потребуется помочь Ратову в розыске невесты, не откажите, посодействуйте. Может, вам лучше известно, где девушку искать.

Намек прозвучал как плохо скрытая угроза.

– Что я буду иметь взамен? – не удержался Воронов. Ему не хотелось уходить, поджав хвост, как побитая собака. Если речь идет о сделке, то логично обсудить ее параметры.

Однако «важняк» был другого мнения.

«Взамен? Десять лет без права переписки», – подумал про себя Карпов, но ничего не сказал.

Он осуждающе покачал головой и подписал пропуск на выход из здания.

«Легко сказать – помочь. Знал бы, где девица Ратова, этого бы разговора не случилось. Придется идти на поклон к Стельмаху. Как в старом анекдоте: посетитель зоопарка пропал неведомо куда или львы чего-то не договаривают. Немчура этот часто не договаривает», – невесело рассуждал Воронов.

Стельмах оказался на месте и непринужденно начал разговор, будто ничего не случилось.

– Недоразумение вышло, о чем я сожалею, – повинился Воронов.

– Подозреваю, речь идет о девушке, приехавшей из Москвы, – проявил догадливость Стельмах.

– Вот именно. Мы всегда понимали друг друга. С полуслова.

– Я не знаю, куда она подевалась, – опередил Воронова хитрый Стельмах.

«Точно, как в анекдоте. Один в один!»

– Собственно, не о девушке речь. Хотелось бы встретиться, обсудить наши дела. Признаю, мои ребята не совсем корректно себя повели. Так сложились обстоятельства. Думаю, нужно снять эти проблемы.

– Согласен. Зачем нам ругаться? Приезжай, поговорим.

– А ты не будешь в ближайшее время в Москве?

– Пока не знаю.

«Осторожничает, не доверяет, недоговаривает – три принципа Стельмаха. Можно патентовать. Фирменный стиль. Придется приоткрыть карты».

– Я готов к компромиссным решениям, – многозначительно намекнул Воронов.

– Стоить будет недорого, – подхватил тему Стельмах. – Два клиента в моем городе и твоя доля в охранном бизнесе. Опять же речь идет только о нашей сибирской глубинке. На столичный регион я не претендую. Кстати, за твою долю готов заплатить живыми деньгами. В разумных пределах.

– А говорят, кризис, денег нет.

– Неправильно говорят. Денег нет у того, кто легко зарабатывает и легко тратит, а мы, сибиряки, народ прижимистый. Копеечка к копеечке, и получается рубль.

«Нашелся сибиряк! Вся родня уже в Германии. Куркуль», – недовольно подумал Воронов.

Всякий раз, когда приходилось терять деньги, он испытывал горечь за русский народ и винил иноземцев независимо от их национальности. В это расширенное понятие попадали и кавказцы, живущие в России, и американцы, и немцы, и китайские товарищи. Компания получалась пестрая.

– Два клиента и доля в бизнесе. Дороговато!

– Не дороже денег. Ты отказываешься? – обострил дискуссию Стельмах.

– Зачем отказываться! Вопрос обсуждаемый.

«Практически уже решенный, дорогой ты мой. Но пилюлю тебе нужно подсластить. О девушке он уже не спрашивает. Придется напомнить», – улыбнулся про себя Стельмах.

Даже разговаривая по телефону, он избегал мимики, которая могла бы выдать его истинные чувства.

– Кстати, о московской девушке. Тебя это действительно интересует?

– Не меня, но один клиент беспокоится, – небрежно заметил Воронов.

«Сейчас скажет. А только что врал, будто понятия не имеет, куда она подевалась. Несолидно».

– Пусть твой клиент поищет ее на Сахалине, в гостинице «Мидзуи». Информацию даю бесплатно. В счет будущих сделок, – расщедрился Стельмах.

– Ты серьезно? – удивился Воронов.

– А то! Не привык шутить с серьезными людьми. Случайно узнал, что она улетела на Сахалин военно- транспортным самолетом. Ее и еще одного парня, он местный, фамилия Громов, перед посадкой наш человек видел. А в Южно-Сахалинске гостиниц немного. Она с Громовым в «Мидзуи» зарегистрировалась, но туда мы не обращались. Утратили интерес.

«И правильно сделали», – подумал Воронов.

– У меня две новости. Одна хорошая, другая не знаю какая. Пока не понял. Я бы сказал, странная. – В голосе Бориса Павловича Бровина звучало удивление.

– Начнем с хорошей, – отозвался Ратов.

– Проблема с Вороновым урегулирована. Он к тебе приставать больше не будет. Обещал стать паинькой, белым и пушистым.

– Да, он звонил. Торжественно заявил, что снимает свои предложения. Или требования, уж не знаю, как точнее выразиться. Просил о них забыть. Даже намекнул, что всегда хотел дружить и готов оказывать всяческое содействие. Наглец. Знаешь, дядя, с такими друзьями и врагов не надо.

– Удивительно, но так говорил и Петр Филиппович, твой дед. Вообще его гены в твоем характере сильно проявляются. Такой же упрямый.

Игорь практически не помнил своего легендарного деда, но много слышал о нем, и не только от Бориса Павловича.

Генерал Петр Филиппович Ратов, отличившийся при обороне Сталинграда, уже в послевоенное время, в 1947 году, неожиданно стал руководителем уникального учебного заведения – Военного института иностранных языков Красной Армии, или, как его называли, ВИИЯКА, созданного по личному указанию Сталина накануне Великой Отечественной войны.

«Вождь всех народов и друг физкультурников» всерьез готовился к схватке за мировое господство и предчувствовал, что Советскому Союзу потребуется множество военных разведчиков с хорошим знанием иностранных языков, переводчиков, специалистов по регионам и странам.

Первый ректор института генерал Николай Николаевич Биязи относился к категории людей уникальных. Его предки были переселенцами из Италии, породнившимися с русским дворянством. Бабке, известной певице Дарье Лебедевой, Глинка посвятил романс, а дед, Александр Иванович Пальм, был осужден по делу «петрашевцев» и выведен на казнь вместе с Федором Достоевским. Расстрел был заменен каторгой, после которой он еще успел поучаствовать в Крымской войне, пролить кровь при обороне Севастополя и полностью реабилитироваться перед царской династией.

Биязи свободно владел четырнадцатью иностранными языками и, помимо гуманитарно-военных занятий, профессионально увлекался спортом – футболом, боксом, велосипедом, стрельбой, яхтами, став даже чемпионом России и Советского Союза по стрельбе из боевой винтовки.

Обладая большой предприимчивостью и чисто итальянской живостью характера, генерал Биязи охотно брал на учебу детей высших партийных и государственных руководителей, не говоря уже о маршальских и генеральских дочках, знаменитых спортсменах и вообще «полезных людях».

В отличие от молодых офицеров, направленных в институт прямо с фронтов, или лучших выпускников средних школ «золотая молодежь» не обременяла себя учебой и не собиралась связывать свою судьбу с армией. Однако это создавало мощнейший, говоря современным языком, административный ресурс. Генерал