– Я ничего не хочу. – Марика посмотрела на Петра влюбленными глазами.

– Странные ты выбираешь методы. Клоны какие-то! Мне это не нравится, – проворчал Бровин. Он уже час внимательно выслушивал историю отношений своего племянника с Марикой и всю эту «хрень», которая возникла вокруг конфликта с Моревым.

– Клонировать – сильно сказано. Просто встретил очень похожую внешне женщину. Увидел и был поражен – внешность словно скопировали с моей бывшей. Но оказалось, что за этим прелестным фасадом скрывается совершенно другой человек. Мне он, кстати, намного симпатичнее, чем моя прежняя пассия. Правда, Марину я любил, не задумываясь, хороша она или нет.

– Значит, Марику ты не очень любишь, раз задумываешься, – сказал Борис Павлович. – В любимой принимаешь все как есть. Не хочешь ничего менять. Да и невозможно переделать личность. Человек – существо самостоятельное, независимое и на всякое вмешательство реагирует с возмущением.

– Странно от тебя это слышать. Ты же ученый, привык мыслить, не стесняешься людей переделывать и перекраивать. В физическом смысле.

– В отличие от тебя, дорогой племянничек, я привык уважать окружающих. Независимо от того, мои они пациенты или я их вижу в первый и последний раз. Тебе это покажется странным, но с уважением относятся даже к тем, кого любят. Они, знаешь ли, тоже люди, – с сарказмом заметил Бровин. – Меня что беспокоит? У тебя вообще нет никаких ограничителей.

– А в чем это проявляется? – насупился Ратов.

Разговор приобретал агрессивные формы, и ему это не нравилось. Ссоры с Бровиным уже случались, и они даже не разговаривали месяцами. Потом мирились.

– Ты ведешь себя, будто наделен высшим разумом. Это гениальные люди часто не задумываются о морали. Они ее просто не чувствуют и не понимают. Имеется даже медицинское объяснение. У неординарных личностей биохимические процессы протекают иначе, чем у обычных людей. Но чаще мораль отрицают отморозки, нелюди. Они как бы на другом полюсе. Гений – над моралью, а примитивы не доросли до ее понимания и никогда не дорастут.

– Мне казалось, что талантливый человек гениален в своей области, а в других сферах может быть совсем даже не гением, – заметил Ратов.

От этого невинного замечания дядю понесло в философию. Хороший признак. Значит, скандала не будет.

– Ладно, я просто хотел сказать, что ты ведешь себя как гений, который выше всех, или как отморозок. И то и другое тебе не подходит. Меняйся, или будет плохо, – стал успокаиваться Бровин.

– Я хотел добра Марике. И себе, конечно. Что в этом плохого?

– Ничего, – раздраженно махнул рукой Бровин. – Но эксперимент повторять не советую. Скоро от клонов деваться будет некуда. Количество идиотов или хитрецов, которые прикидываются простаками, превышает санитарно допустимые нормы.

– Ладно, оставим дискуссию, – примирительно попросил Ратов. – Ситуация меня реально беспокоит.

– Ты не все рассказал?

– Марика и Петр исчезли. Я наплевал на конспирацию и дозвонился до знакомого в Томске. Он выяснил через свои связи, что квартира Громова разгромлена. Нашли тела каких-то бандюков, не местных.

– Убитых на квартире у твоего друга? Я не ослышался?

– Точно не знаю. Кажется, они были живы, но без сознания. Но Марика и Петр пропали. Я в отчаянии. Что делать?

– Ты втравил девушку в криминальную историю.

– У меня не было выбора.

– Она из-за тебя жизнью рискует. Ты не имел права.

– Все получилось само собой. Не думал, что они «наедут». Вроде все успокоилось, – попытался оправдаться Ратов.

– Да, очень. Высших чиновников и судей отстреливают чаще, чем в девяностые годы, – проворчал Бровин. – Вот тебе ключ. Принеси из оружейного шкафа ружье, второе справа.

Игорь внимательно посмотрел на разбушевавшегося хирурга. Тот не шутил.

– М-да... начало XX века, редкая резьба, бой удивительный. Сокровище! – Бровин ласково погладил принесенное племянником охотничье ружье. – Завтра пригодится.

– Хочешь кого-то убить? – спросил Ратов.

– Нет, попросить. Ласково и убедительно.

Мокрый снег налипал слоями на окна машины. Словно разъяренный волшебник неутомимо и сноровисто окутывал автомобиль белой пряжей, превращая его в намертво закрытый кокон.

Сахалин стонал под ударами внезапного циклона. Дорога была блокирована снежными заносами. Железнодорожное сообщение тоже остановилось. В машинах и поездах оказались отрезанными от внешнего мира сотни людей. На острове объявили режим чрезвычайной ситуации. Губернатору докладывали: если дорожные службы не освободят дорогу от снега и наледей, то через несколько часов кончится топливо и люди начнут замерзать в машинах, превращающихся в ледяные железные гробы.

Пока ситуация только ухудшалась. Мокрый снег налипал на провода, грозил в любой момент прервать связь и электроснабжение.

– Неужели ничего нельзя сделать? – пролепетала испуганная Марика.

– Лишь бы расчистили дорогу. Тогда доберемся до моего друга. У него в доме автономное электричество. Не замерзнем.

– А если не расчистят? Что мы будем делать?

– Согревать друг друга, – попробовал отшутиться Громов, хотя у него кошки на сердце скребли.

«Это плата за нашу измену Игорю, – думала Марика. – Господь не прощает предательства. И зачем мы сюда приехали!»

Машину вдруг резко закачало из стороны в сторону, словно невидимый великан хотел разломать ее скрюченное тело и впустить внутрь жесткие комья снега.

– Ой, что это? – вскрикнула Марика.

– Не хочет уходить Дедушка Мороз. Природа беснуется, – отозвался Петр.

«Он думает о том же, что и я. Жалеет о нашей измене. Господи, прости нас!»

В машине становилось все холоднее. Страх смешивался с мокрым воздухом, висящим густыми пластами.

Громов угрюмо молчал, вслушиваясь в шипящее радио, и крутил ручку настройки. Попадались в основном любительские «дикие» станции, которых на Сахалине великое множество. Люди словно пытались докричаться друг до друга через воющее пространство. На местной радиоволне надрывался знакомый с детства голос Владимира Высоцкого:

Громов еще больше нахмурился и выключил радио. У Марики стали неметь руки.

Воронов неожиданно спокойно воспринял сообщение о провале операции в Томске. Ему не обязательно было отчитываться и тем более извиняться перед Моревым. Ну упустил Марику и окончательно развязал руки Ратову. Печально, конечно, но не смертельно. Пострадали его сотрудники. Какой-то «перец» их сильно избил и нанес увечья. Ничего, оклемаются. Знают, на что шли. Работа сопряжена с риском – за это им и платят. И от претензий Морева можно отбояриться. Обойдется!