Как опытный наставник, авва Дорофей знает, что объяснить что-либо на словах, особенно если это — внутренний опыт сопротивления искушениям, очень трудно и даже совсем невозможно, если у человека нет хоть сколько-нибудь похожего собственного опыта. Он просто не поймет, о чем идет речь! Поэтому процесс развития злопамятности в человеческой душе авва Дорофей иллюстрирует параллелью, взятой из обыденности, с которой знакомы все.

Первый этап конфликта — смущение — авва Дорофей сравнивает с раскаленным угольком, какой можно выгрести из догорающего костра. Даже самый крошечный тлеющий уголек может послужить причиной большого пожара: 'Кто разводит огонь, тот берет сначала малый уголек: это слово брата, нанесшего оскорбление'. Погасить эту искру пока еще совсем не трудно, да она и сама быстро погаснет, если не попадет в горючее вещество: 'Если бы ты перенес малое слово брата твоего, то погасил бы, как я уже сказал, этот малый уголек'. Но если вместо того, чтобы дать искре погаснуть самой, бросить ее в легко воспламеняемый материал, то от нее разгорится (пока еще слабый) огонек: 'Если же будешь думать: 'зачем он мне это сказал, и я ему скажу то и то, и если бы он не хотел оскорбить меня, он не сказал бы этого, и я непременно оскорблю его', — вот ты и подложил лучинки, или что-либо другое, подобно разводящему огонь, и произвел дым, который есть смущение'.

Итак, когда солома или дерево начали тлеть и дымиться от упавшей искры, но еще не воспламенились, это в образной системе аввы Дорофея — смущение: 'оно начинает, как мы сказали, дымиться и бросать искры…'.

Для этого этапа развития греха авва Дорофей приводит и другой, уже упоминавшийся, весьма убедительный пример из окружающей природы: '…отсекайте страсти, пока они еще молоды <…> иное дело вырвать малую былинку, и иное — искоренить большое дерево'.

Если первый этап развития конфликта авва Дорофей сравнивает с тлеющим угольком, попавшим в воспламенимую среду, то нетрудно угадать, о чем он будет говорить дальше. Однако опытный наставник улавливает и эту тень разочарования на челе ученика, отгадавшего весь замысел. От пламени, оживляющего очаг или взметнувшегося над костром, он вдруг переходит к жару совсем другого рода: '…от сего самого стечения и, так сказать, столкновения помыслов согревается и разгорается сердце, и происходит воспламенение раздражительности…'. 'Не увлекайся и не забывай, — как бы говорит он, — что и 'искра смущения', и 'огонь в сердце', да и само слово 'раздражительность' — это только метафоры, словесные модели духовных состояний, которые иначе чем через внешние аналогии и не передашь…'.

'Вот как происходит раздражительность… — продолжает он. — Если же ты продолжаешь смущать и смущаться, то уподобляешься человеку, подкладывающему дрова на огонь и еще более разжигающему его…'.

'Также когда возгорится раздражительность, если он и замолчит, но будет продолжать смущаться и возбуждать себя, то он делается, как мы сказали, подобным тому, кто подкладывает дрова на огонь…'.

Итак, раздражение — это когда искру смущения раздувают и разгорающийся огонь снабжают 'топливом'. Но это еще не все: далее на третьей стадии последует гнев: что же приводит к нему? 'Если же ты продолжаешь смущать и смущаться, то уподобляешься человеку, подкладывающему дрова на огонь и еще более разжигающему его, отчего образуется (много) горящего уголья, и это есть гнев'. Все те же 'дрова', тот же горючий материал, подбрасываемый в тлеющее раздражение, приводит к тому, что 'полыхнет' пламя гнева!

Что служит топливом для возгорания гнева? Из слов аввы Дорофея явствует, что 'когда возгорится раздражительность, если он <брат> и замолчит, но будет продолжать смущаться и возбуждать себя, то он делается, как мы сказали, подобным тому, кто подкладывает дрова на огонь, и они горят, пока наконец образуется много горящего уголья'. 'Горючее' гнева — все те же смутительные помыслы, распаляющие в душе эту страсть.

А чтобы еще раз подчеркнуть, что гнев, как всякая страсть — болезненное, мучительное состояние, авва Дорофей обращается к иной параллели, не связанной с развернутой метафорой возгорания пламени из искры. Гнев он сравнивает с раной на теле человека: '…была у него рана, и он приложил пластырь (то есть сделал поклон), и <…> исцелил рану, то есть гнев…'.

Метафора разгорания конфликта из 'искры' смущения в 'пламя' гнева, казалось бы, исчерпана: что может быть страшнее бушующего пламени? что еще может быть после него? Однако авва Дорофей находит меткое соответствие и для последней стадии, для злопамятности: '…как горящее уголье, когда оно угаснет и будет собрано, может лежать несколько лет без повреждения, и даже, если кто польет его водою, оно не подвергается гниению: так и гнев, если закоснеет, обращается в злопамятность…'.

Из уже упоминавшегося 'медицинского' сравнения страсти с раной преподобный Дорофей также выводит развернутую аналогию. Гнев не может слишком долго держать человека в возбуждении. Даже если он не искоренен совсем, состояние вражды принимает другие, более 'спокойные' формы. Тот, в чьем сердце поселилась злопамятность, '…подобен человеку, имеющему рану и положившему на нее пластырь, и хотя он в настоящее время заживил рану, и она заросла, но место еще болезненно; и если кто-нибудь бросит в него камешком, то место сие повреждается скорее всего тела и тотчас начинает источать кровь. То же самое претерпевает и оный человек: была у него рана <…> Но она еще не совершенно зажила; есть еще остаток злопамятности, который составляет верхнее закрытие раны, и от него удобно возобновляется вся рана, если человек получит хотя легкий ушиб'.

Единственная цель, с которой авва Дорофей и выстраивает поэтапное развитие страсти, и проводит детальные аналогии — вооружить учеников знаниями, как проще победить искушение: 'Вот, вы слышали, что такое начальное смущение и что раздражительность, что такое гнев и что злопамятность <…> Посему и говорю вам: всегда отсекайте страсти, пока они еще молоды…'.

'Искусством из искусств' называет преподобный авва Дорофей труд человека над своей душой.