На минуту все притихло. Но шумная возня и разговоры возобновились, прежде чем Гранин сбежал по крутому спуску вниз, и он, очень довольный, подумал: «Не трусят. Огнем не припугнешь».

К нему приблизился кто-то; Гранин разглядел командирский китель без знаков различия.

— Здравствуйте, товарищ капитан.

«Кто такой? Голос удивительно знаком, но звучит фальшиво. А, Прохорчук! Понятно. Знает, что нашкодил, вот и потускнел голосок».

— Здорово, если не врешь. Как сюда попал? На выучку?

— Не понравился я там, товарищ капитан. — Прохорчук несколько приободрился, услышав фамильярное обращение своего старого командира. — При вас был хорош, а теперь… Хотят нас всех в «томиловцев» и «тудеровцев» перелицевать…

— Неправда! — оборвал его Гранин. — Я все знаю. Водку ты там хлестал: все одно, мол, пропадать. Если бы не Сидоров, ты бы всю батарею загадил… А мы эту батарею горбом строили. И при мне ты был плох. Очень плох! — Гранин скрипнул зубами. — Это я, плешивый дурак, тебя прощал. Кровью смоешь.

Гранин отдышался, уже давно он не был так зол. Был за Граниным грех, всю постыдность которого он только сейчас осознал. Когда он ездил в дивизион, закралось подозрение: «Тудера и Томилова жмет моя слава. Как ботинок ногу!..» Тем страшнее было услышать почти такое же из уст склочника и труса. «Ишь, на чем играет! На характере моем! На самолюбии!..»

— Вы почему не по форме?

Прохорчук пробормотал:

— Спороли с меня нашивки. Разжаловали.

— Знаю, что спороли. Да, видно, вас самого не выпороли!.. Разжалован, так нечего цеплять командирскую эмблему и командирскую фуражку. Снять!

Прохорчук снял фуражку и растерянно оглянулся.

Бескозырки у него не было. Кто-то протянул ему измятую пилотку; он напялил ее, вновь оглянулся по сторонам, скомкал фуражку и сунул ее в карман.

А Гранин отошел в сторону, и тут к нему подошли двое в матросской форме — это были Желтов и Сосунов.

Минуту назад Желтов услышал сердитый голос Гранина и сразу вспомнил: «Хорсен не Невский проспект!»

Пока Гранин разговаривал с Прохорчуком, Желтов и его друг занимались странным делом. Желтов снял бескозырку и присел на корточки. А Сосунов вынул из вещевого мешка сухой паек, достал оттуда баночку свиного сала, выданного взамен масла, и стал усиленно втирать сало в непокорный чуб Желтова.

И вот Желтов стоял перед Граниным, напряженно держа голову и стараясь не морщить лоб, чтобы не вылез из-под бескозырки чуб.

А Сосунов боязливо косился на соседа: держится ли прическа и не стекает ли сало на его веснушчатое лицо?

Рассеянно глядя на матросов, Гранин никак не мог вспомнить, что это за люди.

— Мы у вас в дивизионе были, товарищ капитан, — напомнил ему Желтов, — Ночь дожидались возле капэ. Помните, вы умываться вышли?!

Гранин недоуменно пожал плечами.

— Ну как же, товарищ капитан! — с отчаянием воскликнул Желтов и почти с восторгом добавил: — Вы еще нас под арест послали! То есть не вы, а командир, которому мы доложили. За самовольную отлучку.

— А, — вспомнил Гранин, — добровольцы! — И пожалел, что нет тут Томилова, которого на Хорсене ждали со дня на день: посмотрел бы, что значит слава отряда! — Так, так. Добились все же своего, орлы. Ну? Чему вас, кроме самовольных отлучек, в части научили?

— Я наводчик, товарищ капитан! — обрадованно воскликнул Желтов. — Могу погребным, заряжающим, досылающим. Но поскольку тут артиллерии не предвидится, прошу в снайперы. Как товарищ Григорий Беда.

— Ишь ты! Как Беда! Да ты знаешь, какая от Беды финнам беда? Тут, брат, гениальность нужна! Башка!.. У тебя винтовка снайперская есть?

— Нет, — вздохнул Желтов.

— Вот сначала раздобудь винтовку, а тогда посмотрим. У нас со дна залива, а достают оружие, если хотят… А ты, тихоня, что умеешь делать? — Гранин повернулся к оробевшему Сосунову.

— Он тоже хочет, товарищ капитан… — выпалил было Желтов, но Гранин строго его оборвал:

— У него свой язык есть.

И случилось то, чего больше всего боялся Желтов, сговорившийся не разлучаться с товарищем. Сосунов простодушно признался:

— Телефонистом служил, товарищ капитан.

— Ух! — сжал зубы и сердито крякнул Желтов. Учил он, учил эту кисейную барышню, размазню, чтобы говорил только про свою прежнюю матросскую специальность и ни в коем случае про этот дурацкий телефон, так нет, выболтал!

— Отлично, — обрадовался Гранин, — нам телефонисты нужны. Грести умеешь?..

— На призовой шлюпке ходил загребным.

— Ну вот и хорошо: с виду не силен, а загребной!.. Пойдешь телефонистом на острова. А ты не шипи на него, — повернулся вдруг Гранин к Желтову и насмешливо добавил: — Ты вот лучше чуб срежь. А то у нас тут сала в котле не хватает.

Желтов схватился за чуб, предательски выползший из-под бескозырки.

Гранин вернулся на командный пункт.

У входа он постоял, прислушиваясь.

Ночь тихая, безлунная. Только далеко на востоке, наверно у Якова Сидоровича Сукача, ухали орудия.

Он прошел в нору, сердито спросил писаря:

— Есть что с Фуруэна?

— Нет, товарищ капитан.

— А на энпэ, что там, заснули? — бросил Гранин уже из-за полога.

— Сейчас запрошу, товарищ капитан.

Пивоваров все еще сидел над картами и бумагами.

«Работяга Федор, — подумал Гранин. — Не знай я, какой он храбрости человек, пожалуй, решил бы, что равнодушен ко всему на свете, кроме бумаг. А ведь тревожится, поди, за Ивана Петровича и ребят не меньше моего. Эх, мне бы его волю и характер!»

— А знаешь, Федор, как человеку легче всего от всякой подлости излечиться?

Пивоваров от неожиданности даже сломал остро очинённый карандаш и уставился на Гранина.

Но Гранин не замечал его удивления. Он высказал то, что взволновало его в эту ночь:

— Надо всяких прикрытых приличиями подлецов людям в голом виде показывать. Глянешь на такого — и стыдно станет за все мелкое и нехорошее, что есть в тебе самом.

Он заметил, что Пивоваров огорошен, и вздохнул:

— Это я так. Натощак всякая дребедень в голову лезет. Ты, Федя, ляг, отдохни.

— Сейчас, сейчас. Вот допишу — прилягу…

Гранин присел за столик, врытый ножками в землю, и едва сдержался, чтобы не обнять Пивоварова за плечи. Он улыбнулся, слушая переговоры писаря с наблюдательным пунктом:

— «Глаз»… «Глаз»… Я «Гром»… «Глаз»… «Глаз»… — И нарочито громко: — «Глаз», протри глаз! Вы что, заснули в своем скворечнике?! — И тише, думая, что Гранин не услышит: — Командир серчает. Есть там что от Ивана Петровича?.. Сигнала не видно?..