- Нет, нет, ради Бога нет! - чуть не плачет сердобольная Юля.

- Но я должен, должен вам доказать! Так сами скажите.

- Когда я, право, не знаю… Ну, что бы такое?.. (Пауза.) - Знаете что, напишите мне Митрофанушку. Хорошо? Только… Я, право, стесняюсь после того, что вы мне сейчас говорили про свою голову…

- A что такое? - уже успев забыть, что она ей нагородила, спрашивает Ира.

- Да вот, что она y вас похудела, так, может быть, вам вредно заниматься?

- Пустяки, пустяки, для меня это такое счастье, а, знаете, лекарство против горя - счастье, так что голова моя пожалуй, опять пополнеет от радости. A теперь одна просьба: дайте мне надежду, крошечную надежду, иначе впереди y меня (глухо)… одна могила! Дайте на прощанье ручку поцеловать.

- Что вы! Что вы! - в ужасе отшатнулась Юля. - Это совсем неприлично.

- Так приличия вам дороже жизни человека? Да?? - неумолимо пытает Ира.

- Боже мой! - вздыхает, чуть не плача, бедная Юля. - И потом, здесь столько народу, и я в перчатке…

- Не беда, я в перчатку, - соглашается пылкий поклонник. И, тихонько вытянув ее руку из муфты, Ира подносит к губам, сильно пахнущую бензином, очевидно, только что чищенную белую лайковую перчатку Бек.

- Ах! - Юля смущена до последней степени.

- Так до свидания, моя жизнь, мое счастье! - еще пожимает ей руку Ира. - В воскресенье, в семь часов вечера, здесь на катке я вручу вам Митрофанушку.

Несколько секунд бедная Юля стоит, как окаменелая, затем, опомнившись, торопливо отправляется на розыски сестры и гувернантки, которые, в свою очередь, уже ищут ее.

Веселые, голодные, набегавшись и нахохотавшись вволюшку, влетели мы шумной ватагой к Снежиным, принеся за собой целый поток свежего, морозного воздуха. На столе уже приветливо шумел самовар, пение которого нам показалось райской мелодией, a на блюде лежали аппетитные, тоненькие, блестящие ломтики светло-розовой ветчины.

- Блюдо богов, - воскликнул Володя. - Я убежден, что на Олимпе каждый день подавали ветчину. По крайней мере, если бы я был Аполлоном, то отдал бы соответствующее распоряжение парнасскому метрдотелю.

- Ишь чего захотел! Только Аполлоном быть! - подхватываю я. - Довольно с тебя и Марса, кстати оно тебе и по чину больше подходит.

- Да, Ю propos, насчет чина, - вмешивается в разговор madame Снежина: - Вчера, когда наша кухарка Маланья носила Мусе Любину записочку, возвращается она потом и спрашивает меня: «Что это, барыня, Мусенькиного папашу в военные генералы произвели, что y них нонича двое денщиков завелось: один на кухне блыкается, a другой, видать, при столе, в комнатах»… Это она вас, Володя и Николай Александрович, за денщиков приняла.

Один из солдатиков моментально вскочил на ноги:

- Что ж, коли ежели, ваше сковородие, изволите приказать, мы могим вам и с салфетом под мышкой услужить.

Через минуту салфетка лихо торчала под Володиной рукой, и он, вытянувшись в струнку перед Любой, рявкнул:

- Здравия желаю! Что прикажете подать, водки или чаю?

- Ни того, ни другого. Пожалуйста, передайте мне ветчину.

Володька ловко обнес всех присутствующих и остановился около бонны: «Fraulein, bitte essen sie Schweinerei» (Фрейлейн, пожалуйста скушайте свинства).

- «Danke, mein Herr, ich lass es fur die Gaste!» (Благодарю вас, я оставляю это для гостей) - удачно отпарировала та.

- A так, тем лучше, теперь, по крайней мере, и солдатик попитается этим самым «свинством» после трудов праведных, - и, комфортабельно усевшись, он принялся уплетать за обе щеки.

- Вот кабы его превосходительство, наш Ананас Ананасович, да бедных юнкеришек накормил хоть бы раз в недельку таким «свинством», потому всякое иное-прочее так дают. Сам-то, верно, частенько вкушает: y них в кухне целый день варят и парят, и пекут, и жарят. Выйдут это они на прогулку со своей благовонной супругой, кругленькие, упитанные, надушенные; моментально наступает благорастворение воздухов, но - горе нам! - y бедных юнкарей изобилия плодов земных не замечается…

- Что, плохо кормят? - осведомился y Володи сам Снежин.

- Богомерзко! Отвратно!

- A y вас? - обращается он к Коле.

- Да как когда. Иногда ешь себе и судьбу прославляешь, но, когда нам возвещают пышное название «бифштекс», мы впадаем в мрачное отчаяние и посылаем барабанщика за чайной колбасой. Внешний вид и размер этого блюда вполне приличны, может быть, оно даже не дурным оказалось бы и на вкус, но, чтобы проверить его вкусовое ощущение, y нас недостаточно внимательно относятся к сервировке. Дело в том, что, дабы одолеть этот, так называемый, бифштекс, необходима еще пара добавочных, запасных челюстей, так как одни свои оказываются бессильными. Конечно, в ресторане это легче, там не все сразу обедают, можно чередоваться, a тут запастись на 250 человек… гм… конечно, разорительно…

Кругом, понятно, хохот.

- A вы бы так сделали, как мы, - предлагает Саша. - Нас тоже иногда прелестями к завтраку угощают. A на гимнастике как напрыгаешься да еще иногда и нашлепаешься, есть хочется!.. Адски, прямо животики подводит, только слюнки глотаешь; в столовую идешь, так уже на ходу заранее облизываешься, а тут вдруг преподносят тебе котлетину да с таким ароматом, что ни за что не проглотишь. Положение, понимаете ли, - бамбуковое! Хлеба за обе щеки напихаешь, в карманы тоже, да что хлеб один? Озлились кадеты и решили эконому-то этому самому в следующий раз «бенефисец» устроить. Долго ждать не пришлось; через несколько дней опять милые котлетки с очаровательным картофельным пюре. Пошушукались, пошушукались, и пошло из первой роты секретное предписание по всему корпусу: каждому свою порцию всю без остатка с тарелок забрать. Ну, что же, котлеты между двумя ломтями прямо в карман сунули, a пюре, кто имел бумажку, так в фунтик положил, a кто нет - в сморкательный платок. Встав из-за стола, сейчас же, благо в это время эконом на кухне торчит и никогда y себя дома не бывает, откомандировали чуть не целый взвод самых ловкачей. Сапоги поснимали, чтобы в другом конце квартиры прислуга чего не услышала, да в коридорчик, который впадает прямехонько в его кабинет. Дверь из него в столовую на ключ, чтобы никто оттуда не вломился. Принесли котлеты да весь пол и вымостили: четыре котлетки, в середине кучка пюре, опять четыре котлетки, в середине кучка пюре - право, даже красиво вышло, в узор, точно паркет в две тени. Зато букет!.. О-охъ! Пока одни укладывали, другие вывеску малевали, которую сейчас же и водрузили над дверью:

значительно подержанных котлет.

пока не задохнешься.

Кадетского рода В. Т. Серова.