— Но люди, я надеюсь, понимают, что происходит?

— Переворот прошел очень гладко и практически бесшумно, — ответил Люпин. — Официальная версия убийства Скримджера — что он ушел в отставку; его заменил Пиус Тикнесс, находящийся под проклятьем Империус.

— Почему Волдеморт не провозгласил Министром Магии себя? — спросил Рон.

Люпин рассмеялся.

— Ему этого не нужно, Рон. Фактически он и есть Министр, но зачем ему сидеть за столом в Министерстве? Его кукла, Тикнесс, занимается рутинными делами, ну а Волдеморт может спокойно раздвигать границы своей власти за пределами Министерства.

Естественно, немало людей сообразили, что произошло: за последние несколько дней политика Министерства очень резко изменилась, и многие перешептываются, что за этим стоит Волдеморт. Однако в этом и проблема: они перешептываются. Они не осмеливаются открыться друг другу, поскольку не знают, кому доверять; они боятся говорить громко — на тот случай, если их подозрения верны и их семьи находятся под прицелом. Да, Волдеморт играет очень умно. Если бы он открылся, это могло бы привести к прямому восстанию; а сейчас повсюду замешательство, неопределенность и страх.

— И это резкое изменение политики Министерства, — произнес Гарри, — включает в себя предостережение волшебного мира против меня вместо Волдеморта?

— Это, несомненно, часть новой политики, — кивнул Люпин, — и это очень умный ход. Теперь, когда Дамблдор мертв, ты — Мальчик, Который Выжил — наверняка должен был бы стать символом и центром сопротивления Волдеморту. Но предложив версию, что ты приложил руку к гибели их старого героя, Волдеморт не только назначил цену за твою голову, но и посеял сомнение и страх во многих, кто стал бы тебя защищать.

Да, в то же время Министерство стало предпринимать шаги против муглерожденных, — Люпин снова показал на «Дейли Профет». — Посмотрите на второй странице.

Гермиона перевернула страницу с тем же брезгливым выражением лица, с каким она держала «Тайны темнейшего искусства».

— Люди не позволят это сделать, — покачал головой Рон.

— Это уже делается, Рон, — ответил Люпин. — Уже сейчас, пока мы говорим, происходят аресты муглерожденных.

— Но как они могут «красть» магию? — произнес Рон. — Это же маразм, если бы магию можно было красть, не было бы сквибов, так ведь?

— Я знаю, — кивнул Люпин. — И тем не менее, если ты не можешь доказать, что у тебя есть хотя бы один близкий родственник-волшебник, тебя признают заполучившим магические силы незаконным путем и подвергнут наказанию.

Рон глянул на Гермиону, затем сказал:

— А что если чистокровные и полукровки поклянутся, что муглерожденный — часть их семей? Я всем буду рассказывать, что Гермиона — моя кузина…

Гермиона накрыла руку Рона своей и слегка сжала ее.

— Спасибо, Рон, но я не позволю тебе…

— А я тебя и не спрошу, — яростно отрезал Рон, стискивая ее руку. — Ты выучишь наизусть наше генеалогическое древо — я тебя обучу — и ты сможешь отвечать на вопросы по нему.

Гермиона издала слабый смешок.

— Рон, поскольку мы сейчас в бегах вместе с Гарри Поттером, самым разыскиваемым человеком во всей стране, я не думаю, что это имеет значение. Если бы я собиралась вернуться в школу, это было бы другое дело. А что Волдеморт сделает с Хогвартсом? — обратилась она к Люпину.

— Посещение школы теперь обязательно для всех юных ведьм и волшебников, — ответил он. — Об этом только вчера сообщили. Это нововведение, раньше это никогда обязательным не было. Разумеется, практически все ведьмы и волшебники в Британии учились в Хогвартсе, но у их родителей было право обучать их дома или послать за границу, если они считали это нужным. Теперь Волдеморт сможет присматривать за волшебниками с молодого возраста. И кроме того, это еще один способ выводить муглерожденных, поскольку все студенты, чтобы получить право на посещения школы, должны иметь Статус Крови — то есть доказать Министерству, что они волшебного происхождения.

Гарри ощущал гнев и отвращение: именно в это самое мгновение одиннадцатилетки, должно быть, в предвкушении рассматривают свои новоприобретенные учебники магии, не зная еще, что они никогда не увидят Хогвартса, а возможно, и семей своих больше никогда не увидят.

— Это… это… — пробормотал он, безуспешно пытаясь найти слова, которые бы отразили весь ужас, царивший в его мыслях, но Люпин негромко перебил его:

— Я знаю.

Поколебавшись немного, Люпин сказал:

— Я тебя пойму, если ты не сможешь это подтвердить, Гарри, но у Ордена сложилось впечатление, что Дамблдор поручил тебе некую миссию.

— Поручил, — кивнул Гарри, — и Рон с Гермионой в ней тоже участвуют, они вместе со мной.

— Можешь ли ты открыть мне содержание этой миссии?

Гарри взглянул в его преждевременно изборожденное морщинами лицо, на густые, но уже тронутые сединой волосы, и от всей души пожалел, что не может дать другого ответа.

— Я не могу, Ремус. Прости меня. Если Дамблдор тебе не рассказал — не думаю, что мне можно.

— Я так и думал, что ты это скажешь, — в голосе Люпина прозвучало разочарование. — Но я все-таки могу быть вам полезен. Вы знаете, что я из себя представляю и что я умею. Я мог бы пойти с вами и защищать вас. Вам не надо будет говорить мне конкретно, что вы собираетесь делать.

Гарри поколебался. Предложение было очень заманчивым, хотя он совершенно не представлял себе, как они смогут держать свою задачу в секрете от Люпина, если он постоянно будет с ними.

Гермиона в то же время была явно озадачена.

— Но как же Тонкс? — спросила она.

— Что Тонкс?

— Ну, — нахмурив брови, пояснила Гермиона, — она же твоя жена! Что она думает о том, что ты пойдешь с нами?

— Тонкс будет в полной безопасности, — ответил Люпин. — Она будет жить в доме своих родителей.

Что-то непонятное прозвучало в голосе Люпина; он говорил почти холодно. Да и в самой идее спрятать Тонкс в доме ее родителей тоже было что-то странное: она, в конце концов, была членом Ордена и, насколько Гарри в ней разбирался, предпочла бы находиться в самой гуще событий.

— Ремус, — осторожно произнесла Гермиона, — может, у вас что-то не в порядке, у тебя и…

— Все нормально, спасибо, — с нажимом ответил Люпин.

Гермиона слегка порозовела. Повисла неловкая пауза, и наконец Люпин выдавил, словно заставив себя признать что-то неприятное:

— У Тонкс будет ребенок.