наших занятий, что в какой-то момент нам предстоит пуститься в дебри самых смелых догадок?

— Да, сэр.

— Думаю, ты согласишься, что до сих пор мы видели вполне достоверные подтверждения моих умозаключений о жизни Вольдеморта до семнадцати лет?

Гарри кивнул.

— Отныне же, Гарри, — продолжал Думбльдор, — все становится намного туманнее. Если найти свидетельства о мальчике Реддле было трудно, то разыскать людей, готовых делиться воспоминаниями о взрослом Вольдеморте, оказалось почти невозможно. Сомневаюсь, что есть хоть одна живая душа, кроме него самого, кому доподлинно известны подробности его жизни после «Хогварца». Но у меня есть еще два последних воспоминания, которые мне бы хотелось с тобой обсудить. — Думбльдор показал на маленькие хрустальные бутылочки, которые, посверкивая, стояли рядом с дубльдумом. — С радостью выслушаю твое мнение о том, насколько верными кажутся тебе мои выводы.

Думбльдор так высоко ценит его мнение? Гарри еще больше устыдился, что не сумел раздобыть воспоминание об окаянтах, и виновато заерзал на месте. Думбльдор тем временем изучал на свет содержимое первой бутылочки.

— Надеюсь, тебе еще не надоело окунаться в чужие воспоминания? То, что содержится здесь, довольно-таки занятно, — сказал он, — и принадлежит старухе Подпеве, служанке-эльфу. Но, прежде чем приступить к просмотру, я должен коротко рассказать о жизни лорда Вольдеморта после «Хогварца».

— Седьмой класс он, как ты догадываешься, закончил с отличными оценками по всем предметам. Все его соученики думали о том, чем займутся после школы. От Тома Реддля, старосты, лучшего ученика, обладателя специальной награды за заслуги перед школой, ждали чего-то особенного. Кое-кто из учителей, в том числе профессор Дивангард, предлагали ему пойти в министерство магии, договориться о собеседовании, познакомить с нужными людьми. Он от всего отказался. Вскоре стало известно, что Вольдеморт поступил к «Борджину и Д’Авилло».

— «Борджину и Д’Авилло»? — поразился Гарри.

— Именно, — спокойно подтвердил Думбльдор. — Думаю, когда мы попадем в воспоминания Подпевы, ты поймешь, чем его так привлекло это место. Но вначале Вольдеморт выбрал другое. Почти никто не знал — я был одним из немногих, кому директор доверился — что он встречался с профессором Диппетом и просил разрешения остаться в «Хогварце» учителем.

— Он хотел остаться в школе? Зачем? — еще больше изумился Гарри.

— Полагаю, на то было несколько причин, ни одну из которых он не раскрыл профессору Диппету, — сказал Думбльдор. — Во-первых, что самое важное, Вольдеморт привязался к школе больше, чем к какому- либо человеку в своей жизни. В «Хогварце» он был счастлив; этог первое и единственное место, где он чувствовал себя дома.

Гарри сделалось не по себе: он и сам относился к «Хогварцу» так же.

— Во-вторых, наш замок — цитадель древней магии. Несомненно, Вольдеморт разгадал великое множество секретов, неведомых большинству тех, кто сюда попадает, но он наверняка понимал, что многое остается не раскрытым, что из этого кладезя еще черпать и черпать.

— Наконец, в-третьих, став преподавателем, он получил бы большую власть над умами юных колдунов и ведьм. Думаю, Вольдеморт понял это, тесно общаясь с профессором Дивангардом; его пример наглядно показывал, как велика роль учителя. Я ни на секунду не верю, что Вольдеморт собирался на всю жизнь остаться в «Хогварце», но, по-видимому, расценивал школу как призывной пункт, место вербовки своей будущей гвардии.

— Но он не получил места, сэр?

— Нет, не получил. Профессор Диппет сказал, что ему только восемнадцать и он еще слишком молод, и пригласил прийти через несколько лет, если не передумает.

— А как вы к этому отнеслись, сэр? — неуверенно спросил Гарри.

— С большим подозрением, — ответил Думбльдор. — Я предостерег Армандо Диппета от подобного назначения — не объясняя причин, как объясняю тебе, ибо профессор Диппет обожал Вольдеморта и не сомневался в его искренности. Мне очень не хотелось, чтобы лорд Вольдеморт возвращался в «Хогварц» и тем более обретал такой статус.

— А на какую должность он претендовал, сэр? Чему хотел учить?

В сущности, он уже знал ответ, когда услышал его от Думбльдора:

— Защите от сил зла. В то время ее преподавала пожилая дама по имени Галатея Потешанс; она проработала в «Хогварце» почти пятьдесят лет.

— Итак, Вольдеморт устроился к «Борджину и Д’Авилло», и все учителя «Хогварца», которые так восхищались им, начали сокрушаться, что такой способный молодой колдун попусту растрачивает свои таланты за прилавком. Однако Вольдеморт не был простым приказчиком. Вежливый, красивый, умный, он вскоре стал выполнять особые поручения своих хозяев, которые, как тебе известно, специализируются на вещах весьма своеобразных, обладающих сильными и опасными свойствами. Вольдеморта посылали уговаривать клиентов расстаться со своими сокровищами, и он делал это на редкость изобретательно во всех смыслах слова.

— Представляю себе, — не сдержав эмоций, сказал Гарри.

— Вот именно, — с легкой улыбкой ответил Думбльдор, — А теперь пора выслушать Подпеву, служанку очень старой и очень богатой ведьмы по имени Хепзиба Смит.

Думбльдор постучал волшебной палочкой по хрустальному фиалу и, как только вылетела пробка, вылил клубящееся воспоминание в дубльдум со словами:

— Прошу вперед, Гарри.

Гарри встал и привычно склонился над каменной чашей. Его лицо коснулось серебристой зыбкой поверхности; он провалился сквозь черную темноту и очутился в незнакомой гостиной перед невероятно толстой старухой в причудливом рыжем парике и ядовито-розовом колышущемся одеянии, которое делало ее похожей на подтаивший торт-мороженое. Старуха смотрелась в маленькое, оправленное бриллиантами зеркальце и большой пуховкой румянила и без того алые щеки, в то время как самый крошечный и самый старый домовый эльф, каких только доводилось видеть Гарри, втискивал мясистые ступни хозяйки в тесные атласные туфельки.

— Поторопись, Подпева, — царственно вымолвила Хепзиба. — Он обещал прийти в четыре, при этом он никогда не опаздывает, а ведь осталась всего пара минут!

Подпева распрямилась, а Хепзиба спрятала пуховку. Служанка едва доставала макушкой до сиденья кресла, а ее пергаментная кожа висела совсем как накрахмаленная льняная простынка, в которую она была завернута на манер тоги.

— Как я выгляжу? — спросила Хепзиба, вертя головой и любуясь своим отражением под разными углами.

— Очаровательно, мадам, — пискнула Подпева.

Гарри решил, что, видимо, в контракте Подпевы оговорено обязательство нагло лгать при ответе на этот вопрос — по его мнению, в Хепзибе Смит не было ничего очаровательного.

Тренькнул дверной звонок; госпожа и служанка вздрогнули.

— Скорей, скорей, Подпева, он здесь! — закричала Хепзиба, и эльф выскочил из комнаты, настолько заставленной, что оставалось лишь гадать, как здесь можно передвигаться, не свалив при этом с десяток вещей. Тут были и шкафы с лакированными шкатулочками, и стеллажи с роскошными книгами, и полки с хрустальными шарами и глобусами звездного неба, а еще множество пышных растений в медных кашпо: по сути, комната напоминала помесь колдовского антикварного магазина с оранжереей.

Подпева вернулась через несколько минут. Следом за ней шел молодой человек, в котором Гарри без труда узнал Вольдеморта. Он был одет в простой черный костюм; волосы отросли чуть больше, щеки слегка ввалились, но все это шло ему: он стал еще красивее, чем прежде. Уверенно лавируя между мебелью — было видно, что обстановка ему хорошо знакома — он пробрался к Хепзибе, склонился над ее маленькой пухлой ручкой и легонько мазнул по ней губами.

— Я принес вам цветы, — спокойно сказал он, извлекая неизвестно откуда букет роз.

— Безобразник, зачем это! — взвизгнула старая дама, но Гарри заметил, что на столике возле нее специально поставлена пустая ваза. — Вы совершенно избалуете старуху, Том… садитесь, садитесь… где же