зельях. На столе, за которым, как догадался Гарри, ему предстояло сидеть, зловеще возвышалась груда покрытых паутиной коробок. От них исходила аура утомительной, трудной и бессмысленной работы.
— Мистер Филч искал кого-нибудь, чтобы разобрать эти старые дела, — неторопливо начал Снэйп. — Это записи о таких же, как вы, нарушителях правил Хогвартса и об их наказаниях. Ваша задача — переписать преступления и наказания с выцветших или погрызенных мышами карточек, а потом заменить их в коробках. Удостоверьтесь, чтобы они лежали в алфавитном порядке. И никакого колдовства.
— Хорошо,
— Я полагаю, вы можете начинать, — Снэйп нехорошо улыбнулся. — Коробки с тысяча двенадцатой по тысяча пятьдесят шестую. Вы встретите там некоторые знакомые имена. Они должны добавить интереса вашей работе. Вот, взгляните-ка… — он картинно выудил запись из верхней коробки и прочёл: — «
Знакомое жгучее чувство гнева заклокотало в Гарри. Прикусив язык, чтобы не сорваться, он уселся за стол перед коробками и придвинул к себе одну.
Работа оказалась, как и ожидал Гарри, бесполезной и скучной. Кроме того — на что, без сомнения, и рассчитывал Снэйп, — всякий раз, когда Гарри встречал имя своего отца или Сириуса, внутри у него всё сжималось. Обычно их имена упоминались вместе в различных мелких нарушениях, иногда — в компании с Рэмом Лупином и Питером Петтигрю.
И всё время, пока юноша переписывал разнообразные проступки и наказания, он не переставал гадать, что же происходит снаружи, где уже должен был начаться матч… Джинни играет ловцом против Чоу…
Гарри то и дело косился на большие настенные часы. Казалось, те идут вдвое медленнее, чем обычно. Наверное, Снэйп заколдовал их, чтобы они еле шевелились. Не может быть, чтобы он провёл тут всего полчаса… час… полтора часа…
Когда часы показали половину первого, в животе у Гарри начало урчать. Снэйп, который не произнёс ни слова после того, как дал задание, в десять минут второго наконец-то обратил на юношу внимание.
— Я думаю, достаточно, — холодно произнёс он. — Отметьте место, где вы остановились. Продолжите в десять часов в следующую субботу.
— Да, сэр.
Гарри наугад сунул согнутую карточку в коробку и выскочил за дверь, пока Снэйп не передумал. Юноша мчался по каменным ступеням, напряжённо прислушиваясь к звукам с квиддитчного поля, но всё было тихо. Значит, матч уже закончился…
Он замешкался перед входом в переполненный Большой зал, но затем побежал по мраморной лестнице. Выиграл Гриффиндор или проиграл, команда обычно праздновала победу или переживала поражение в гостиной.
— Ну, как там дела[9]? — осторожно спросил он у Толстушки, пытаясь разведать, что ожидает его за портретом.
По выражению её лица невозможно было что-либо понять. Она ответила:
— Сам увидишь, — и открылась.
Гостиная за портретом взорвалась праздничным рёвом. Гарри потерял дар речи, когда гриффиндорцы, завидев его, дружно закричали, и несколько рук потащили его в комнату.
— Мы победили! — вопил невесть откуда взявшийся Рон, размахивая серебряным Кубком. — Мы победили! Четыреста пятьдесят — сто сорок! Мы победили!
Гарри огляделся. К нему бежала Джинни. Не сводя с него сияющего взгляда, она обвила юношу руками. И как-то само собой, не раздумывая и не беспокоясь, что на них смотрят пятьдесят человек, Гарри её поцеловал.
После нескольких долгих мгновений… или сладких часов… или даже ярких солнечных дней… они отстранились друг от друга. В комнате стало очень тихо. Затем кто-то присвистнул, послышалось нервное хихиканье. Гарри посмотрел поверх головы Джинни и заметил, что Дин Томас сжимает в руке лопнувший бокал, Ромильда Вэйн, кажется, готова запустить в него чем-нибудь увесистым, а глаза Эрмионы сияют. Но Гарри искал Рона. Наконец он нашёл его — друг всё ещё сжимал Кубок, а выражение лица у него было таким, точно его огрели битой по башке. Долю секунды они смотрели друг на друга, а затем Рон кивнул, словно говоря: «Ну, надо — так надо».
Зверь внутри Гарри испустил победный рык, юноша улыбнулся Джинни и молча кивнул в сторону портретного хода. Их ждала долгая прогулка, и, может быть, они даже обсудят матч, если у них найдётся время.
Глава двадцать пятая. Подслушанное пророчество
То, что Гарри Поттер теперь встречается с Джинни Висли, казалось, заинтересовало массу народа — в основном, девушек. Тем не менее, за следующие несколько недель пребывавший словно на седьмом небе юноша обнаружил в себе новую, замечательную невосприимчивость к сплетням. В конце концов, поводом к пересудам послужили не его столкновения с наводящей ужас тёмной магией, а событие, сделавшее Гарри счастливее, чем любое другое на его памяти. Такие перемены не могли не радовать.
— Можно подумать, людям больше не о чем посплетничать, — заявила Джинни. Она сидела на полу гостиной, прислонившись спиной к ногам Гарри, и читала «Ежедневный пророк». — Тут по три нападения дементоров на неделе, а всё, на что хватает Ромильды Вэйн, — это спросить меня, правда ли у тебя на груди вытатуирован гиппогриф.
Рон и Эрмиона расхохотались. Гарри хмыкнул.
— И ты ей сказала?..
— …что Венгерский рогохвост, — Джинни лениво перевернула газетную страницу. — Не мальчик, а мачо!
— Спасибо, — улыбнулся Гарри. — А что по твоей версии вытатуировано у Рона?
— Миннипух. Но я умолчала, где именно.
Эрмиона покатилась со смеху, Рон насупился.
— Ты смотри мне, — предупреждающе ткнул он пальцем в Гарри и Джинни. — Я, конечно, дал тебе разрешение, но это вовсе не означает, что я не могу забрать его назад…
— Разрешение он мне дал, — насмешливо передразнила Джинни. — С каких это пор мне нужно твоё разрешение? Да и вообще — ты сам говорил, что предпочёл бы видеть рядом со мной Гарри, а не Майкла или Дина.
— Говорил, — нехотя подтвердил Рон. — И то только при условии, что ты не начнёшь прилюдно обжиматься…
— Ах ты, грязный лицемер! А как же насчёт вас с Лавандой? Вы обвивались друг вокруг друга, словно пара змей! — возмутилась Джинни.
Наступил июнь, и как бы им ни хотелось искушать терпение Рона, Гарри и Джинни проводили вместе всё меньше времени: у Джинни приближалась пора С.О.В., и она вынуждена была просиживать над учебниками до самой ночи. В один из таких вечеров, когда Джинни удалилась в библиотеку, а Гарри устроился у окна гостиной и якобы заканчивал домашнюю работу по Травоведению (а на самом деле заново переживал особенно счастливые минуты в обществе Джинни — в обеденное время они успели побывать у озера), Эрмиона с решительным выражением лица, не предвещавшим ничего хорошего, плюхнулась на стул между ним и Роном.
— Я хочу поговорить с тобой, Гарри.
— О чём? — с подозрением поинтересовался юноша. Накануне Эрмиона отчитала его за то, что он отвлекает Джинни от усердной подготовки к экзаменам.
— О так называемом Принце-полукровке.
— О-о, только не начинай опять, — застонал он. — Неужели ты не можешь успокоиться?
Он не отваживался вернуться в Пожелай-комнату за книгой, и его престиж на уроках Алхимии, соответственно, страдал (хотя Хорохорн, одобрявший его увлечение Джинни, шутливо списывал всё на
