одиннадцать лет, когда смотрел в зеркало, отражавшее самое сокровенное желание, и видел в нём не богатства или бессмертие, а единственный способ противостоять Волдеморту. Известно ли тебе, Гарри, сколь немногие волшебники могут увидеть в том зеркале то, что увидел ты? Волдеморту ещё тогда следовало понять, с чем он имеет дело, но он не догадался!

Однако теперь он знает. Ты бывал в его разуме без малейшего вреда для себя, он же, как выяснилось в Министерстве, не может владеть твоим, не ощущая при этом смертельных мучений. Не думаю, Гарри, что Волдеморт понимает причину, но он с такой поспешностью изуродовал собственную душу, что не успел задуматься и осознать: незапятнанная и цельная душа несравнимо сильней.

— Но, сэр, — Гарри неимоверным усилием убрал из голоса протестующие нотки, — всё равно, в конечном счёте результат один, разве нет? Я должен попытаться убить его, или…

— Должен? — уточнил Дамблдор. — Должен, разумеется! Но вовсе не из-за пророчества! А оттого, что сам ты не остановишься, пока не попытаешься! И мы оба это знаем! Пожалуйста, вообрази на секунду, что ты никогда не слышал пророчества! Какие чувства ты испытывал бы к Волдеморту тогда? Подумай!

Гарри наблюдал за вышагивающим туда-сюда директором и размышлял. Размышлял о матери, об отце, о Сириусе. Думал о Седрике Диггори. Обо всех ужасных вещах, которые совершил Волдеморт. В груди у него словно разгорелся огонь, обжигавший горло.

— Я бы хотел, чтобы его не стало, — тихо ответил Гарри. — И я хотел бы прикончить его своими руками.

— Разумеется, хотел бы! — воскликнул Дамблдор. — Вот видишь, пророчество не означает, что ты должен что-то совершить! Но оно заставило Тёмного лорда отметить тебя равным себе… Другими словами, ты волен сам выбирать свой путь, волен даже проигнорировать пророчество! Однако Волдеморт продолжает ему следовать. Он продолжает охотиться на тебя… И окончательно делает неизбежным то, что…

— …что один из нас должен убить другого, — закончил Гарри.

— Да.

И Гарри понял наконец, что старался втолковать ему Дамблдор. Он понял: есть огромная разница между тем, что тебя силой тащат на арену, где предстоит смертельная битва, и тем, что ты выходишь добровольно, с гордо поднятой головой. Кто—то, возможно, сказал бы, что выбор не столь уж велик, но Дамблдор всегда знал — как знаю теперь и я, подумал Гарри с внезапной жгучей гордостью, и как всегда знали мои родители, — что весь мир заключается в этом выборе.

Утром на Колдовстве усталый, но довольный ночным похождением Гарри, наложив Приглушио на сидящих поблизости учеников, всё рассказал Рону и Эрмионе. Захваченные его рассказом, друзья радовались за него, восхищались ловкостью, с которой он заполучил схороненное воспоминание, и испытали настоящий ужас, когда услышали о хоркруксах Волдеморта, о стремлении Дамблдора их найти и обещании взять Гарри с собой, если директору это удастся.

— Круто! — воскликнул Рон, едва Гарри замолчал. Он вяло помахивал направленной в потолок палочкой, не обращая ни малейшего внимания на то, что делает. — Круто! Ты отправишься вместе с Дамблдором… и попробуешь уничтожить… Круто!

— Рон, из-за тебя на нас снег падает, — снисходительно заметила Эрмиона, хватая друга за руку и отводя его палочку от потолка, откуда и впрямь спускались крупные белые хлопья. Гарри заметил, как сидящая за соседним столом Лаванда Браун уставилась на Эрмиону покрасневшими глазами, и та немедленно выпустила руку Рона.

— Ой, и правда, — пробормотал Рон, удивлённо глянув себе на плечи. — Прости… похоже, будто всех нас одолела жуткая перхоть…

И он стряхнул наколдованный снег с плеча Эрмионы. Лаванда разрыдалась. Рон с виноватым видом повернулся к ней спиной.

— Мы расстались, — пробормотал он Гарри уголком рта. — Вчера вечером, когда она увидела, что я выхожу из спальни с Эрмионой. Тебя она, понятное дело, не заметила и подумала, что мы вдвоём.

— А-а, — понимающе протянул Гарри. — Так… ты не жалеешь, что между вами всё кончено?

— Нет, — признался Рон. — Вообще-то, было довольно скверно, пока она вопила, но, по крайней мере, мне не пришлось заводить разговор самому.

— Трусишка, — вставила Эрмиона, хотя и слепому было видно, как она довольна. — Ну, вчерашний вечер вообще оказался на редкость пагубным для романтики. Джинни с Дином тоже расстались, Гарри.

Эрмиона посмотрела на Гарри так, будто догадывалась, что при этих словах его сердце пустилось в пляс. С каменным выражением лица и самым безразличным тоном, на какой только был способен, Гарри поинтересовался:

— Из-за чего?

— О, из-за какой-то ерунды… Джинни упрекнула Дина, что он всегда помогает ей пролезть через портретный ход, как будто она сама не может… А, вообще-то, они уже давно не ладили.

Гарри глянул в другой конец классной комнаты на Дина. Тот выглядел несчастным.

— Конечно, теперь тебе придётся сделать выбор, верно? — продолжала Эрмиона.

— Ты о чём? — насторожился Гарри.

— О квиддитчной команде, — пояснила девушка. — Раз Джинни с Дином не разговаривают…

— А-а-а…

— Флитвик, — предупредил Рон. К ним вприпрыжку двигался маленький учитель Колдовства, а из всей троицы пока только Эрмиона сумела превратить уксус в вино. Её стеклянная колба была полна тёмно- красной жидкости, тогда как ёмкости Гарри и Рона всё ещё щеголяли тёмно-коричневым содержимым.

— Так-так, мальчики, — укоризненно пропищал профессор Флитвик. — Меньше слов, больше дела… Покажите-ка мне, что у вас получается…

Они одновременно подняли палочки, направили их на свои колбы и сосредоточились изо всех сил. У Гарри уксус превратился в ледышку, а колба Рона взорвалась.

— Н-да… Домашнее задание — потренироваться , — резюмировал профессор Флитвик, выбираясь из-под стола и стряхивая осколки со шляпы.