Славка пошел следом. Тим не оглядывался.
— Тимсель... — позвал Славка. Это было как пароль. Как сигнал о помощи.
Тим замедлил шаги. Не обернувшись, он сказал негромко:
— Ты за мной не ходи, пожалуйста. Ты... хуже, чем враг...
Никогда не забуду...
Дома Славка сразу лег на диван. Лицом к стене. Он не удивился, что его не зовут обедать. Не удивился, что баба Вера -печальная и растерянная. Не удивился тяжелому молчанию в доме. Все так и должно было быть в этот черный день.
Сначала Славка ни о чем не думал. Он очень долго лежал, сцепив зубы, а в голове, как замкнутая в кольцо кинолента, крутилось воспоминание: белая дорога, Любка, мичман, баллон, Тим, последние слова Тима. И снова: дорога... баллон... Тим... И опять.
'Ты за мной не ходи, пожалуйста. Ты... хуже, чем враг...'
Но почему?!
'Тим, почему? Я же тебя не бросил, не обманул... Ну, пусть я виноват, но я же не хотел... А ты сразу — как насмерть!'
И вдруг появилась ясная мысль. Такая простая и легкая, что Славка сразу сел. Он даже улыбнулся и кулаком себя стукнул по лбу.
Тим просто не понял, вот в чем дело! Он увидел у Славки вину, которой не было! Их поссорила какая-то ошибка... Эту ошибку надо выяснить и убрать. Уничтожить! Надо не валяться здесь, не впадать в тоску, а поговорить с Тимом. Обо всем спросить и про все объяснить самому. Тим поймет. Это же Тим...
Ну а если не поймет?
Ладно... Тогда Славка скажет: 'Тим, я дурак был с этим своим капитанством. Я просто потерял голову. Не прогоняй меня, Тим, прости'.
И Тим простит. Не может он поставить на Славке крест. Они одной крови — Славка и Тим...
Славка вскочил. Если бегом — он увидит Тима через пятнадцать минут!
Он качнулся к двери, и в эту секунду вошла мама.
У мамы были сжаты губы. Она коротко глянула на Славку, обвела глазами комнату и сухо спросила:
— Где твой портфель?
— Что? — растерянно сказал Славка.
— Меня интересует, где твой портфель. Почему ты принес учебники, связанные веревкой?
Она смотрела мимо Славки. Лицо у нее было напряженным и холодным.
'Все уже знает, — со страхом подумал Славка. — Любка разнюхала адрес и притащила портфель'. Стало ясно, что несчастья не кончились.
— Ну, что ты молчишь?
А что было говорить? Самое глупое дело — давать ответы, которые известны заранее.
Мама посмотрела на Славку слегка удивленно:
— Ты объяснишь наконец?
— Он остался у военных, — пробормотал Славка.
— У каких военных? Что ты там делал?
— Ну... что ты меня мучаешь? — вырвалось у Славки. — Ты же сама знаешь! Любка же рассказала!
— Любка? — удивилась мама. — Я не знаю никакой Любки. В чем дело?
Значит, Любки не было? Как по-идиотски он влип!
— Вячеслав! — сказала мама. — Я хочу немедленно знать, что произошло. Имей в виду, что мы договаривались: никогда не врать.
Врать он и не мог. Промолчать — другое дело. Но молчать уже было нельзя. Славка, глядя в пол, прошептал:
— Я отнес военным... одну штуку. Газовый баллон.
— Зачем? Что за баллон?
— Мы с Тимом его на свалке нашли...
— Ну и что?
— Мы его у ребят отобрали...
— Ну и что, я спрашиваю!
— Ну и... отнес.
— За-чем?
Тянуть было бессмысленно. Славка был измотан, он не мог сопротивляться. Он поднял глаза и проговорил:
— Я думал, что это снаряд.
Он не увидел на мамином лице ни страха, ни гнева. Мама, кажется, даже обрадовалась. Все так же сухо, но со скрытым облегчением она сказала:
— Очень хорошо. Иди поешь, а потом поможешь уложить чемоданы. Мы уедем сегодня.
— Мамочка... — шепотом сказал Славка. — Мама, ты со мной что хочешь... Только не это...
Потом крикнул:
— Не надо!
Он вцепился в маму. Сам того не сознавая, он кричал слова, которые кричат дети, оказавшись в тисках жестокости и боли. Да он и был сейчас маленьким мальчиком, изнемогавшим от боли и отчаяния:
— Мамочка, не надо! Мама, я больше не буду, ну прости, мама!
Но она оторвала от себя Славкины руки:
— Прекрати истерику!
Славка упал на диван. Но он тут же вскочил! Надо было драться за себя и за Город!
— Ты не имеешь права! — крикнул он. — Ты обещала! Ты слово давала!
— Ты тоже давал слово. И нарушил.
— Но у меня не было выхода!
— Не кричи. У меня тоже нет выхода. Ты меня сам вынуждаешь на это.
— Я не поеду, — сказал Славка. Он вдруг почти успокоился. В самом деле: не поедет, и все! — Я руками и ногами, зубами цепляться буду. Не поеду.
— Поедешь, — сказала мама. — Ты не будешь цепляться ни зубами, ни когтями. И не будешь устраивать скандалы. Пожалей Веру Анатольевну. Сейчас ты пообедаешь, и начнем укладываться. Поезд уходит в половине десятого вечера.
— Ну и пусть уходит!.. Все равно ты не достанешь билеты.
— О билетах я позаботилась.
— Когда?
— Не твое дело.
'Но ведь Любки не было...' — подумал Славка. Любки не было, и о баллоне он рассказал сам. Сейчас. Значит...
— Значит, все это неправда, — сказал Славка и переглотнул.
— Что неправда?
— Все... Все твое вранье, — с отчаянной грубостью, но тихо сказал Славка, глядя ей прямо в лицо. — Ты все врешь. Ты едешь из-за Него.
Ни разу в жизни он так не говорил с мамой.
Ее щеки побелели.
На столике лежала пустая авоська, с которой Славка обычно бегал на рынок и в магазин. Этой
