— Я ничуть не злюсь, — не оборачиваясь, ответил Тим. Нагнулся и стал распутывать цепь.
— Ты... знаешь что? — нерешительно проговорил Славка. — Ты ошвартуй 'Маугли' и подожди меня на базе. Я быстро...
Тим грохнул цепью о палубу и столкнул 'Маугли' с песка. Вошел в воду по колено и прыгнул в яхту. По-прежнему не глядя на Славку, он ответил:
— Я ошвартую яхту. Но после этого плавание кончится, и тогда ты мне уже не командир. Я сам знаю, что мне делать.
'Вот мы и поссорились', — подумал Славка.
Но надо было идти. Главное сейчас — чтобы идти. Чтобы скорее избавиться от страшного груза. Остальное будет потом: они помирятся с Тимом, который все поймет; они опять вдвоем сядут на 'Маугли'; они обсудят с Тимом, как избавить Славкину маму от писем из Усть-Каменска; они завтра пойдут купаться на Качаевку и возьмут Валентину и Диньку...
...Если проржавевший спуск взрывателя не окажется слишком хрупким.
Белая дорога
Потом Славке много ночей подряд будет сниться эта дорога. Светлая, почти белая земля с блестками кремния. Бесконечная дорога, белый бред под палящим солнцем...
Он вышел на эту дорогу не сразу. Сначала был пустырь с колючей травой и сухими раковинами улиток. Они хрустели под кроссовками. Славка решил было спрятать снаряд в этой траве и сбегать за помощью, но на пустыре паслись козы, и, значит, здесь в любую минуту могли появиться люди.
За пустырем тянулись домики и сады окраины. Обходить их пришлось бы очень далеко, и Славка пошел по улице. Он понимал, что делать этого не следует, нужно держаться подальше от людей. Но понимал он и другое: если идти в обход, не доберешься до моря и к вечеру. Тим явно ошибся, когда сказал, что до обрывов полтора километра. Он, видимо, не очень хорошо знал эти места.
К счастью, улица оказалась почти безлюдной. Только дважды промчались навстречу мальчишки- велосипедисты. Славка оба раза каменел от страха, будто встречные люди могли разбудить и встряхнуть снаряд...
Страх был непостоянный: он приходил волнами. Иногда он накрывал Славку с головой — Славка леденел и замирал, и не спасало от холода солнце, которое жгло спину и плечи сквозь темно-синюю рубашку. Казалось, что вот-вот, сию секунду ударит грохот... Потом страх откатывал, и Славка ругал себя трусом, сопляком и нервной барышней. С минуту казалось, что все случившееся — пустяк. Что железная болванка, лежащая в Артемкиных объятиях, не опаснее, чем старинный литой утюг бабы Веры. Но минута проходила, и опять наваливался страх.
Один раз Славка услышал в портфеле тихий, но отчетливый щелчок. Он оцепенел на секунду. Потом осторожно (быстро, но очень осторожно) поставил портфель в дорожную пыль и кинулся в кювет, в жесткую траву. И залег там, прикрыв голову руками.
Хорошо, что никого на улице не было.
Славка полежал, приподнял голову. Портфель стоял посреди улицы, и квадратная физиономия была у него виноватой. Славка понял, что щелкнул язычок разболтанного замка.
После этого страх ушел надолго. Славка даже стал насвистывать. Он спокойно добрался до конца улицы.
И тогда он увидел дорогу.
Узкая, прямая и длинная, она уходила в направлении моря. Но моря Славка не увидел. Дорога шла вверх и словно втыкалась в небо. Нужно было подняться до перевала. С двух сторон дорогу стискивали побеленные каменные заборы. За ними поднимались острые кипарисы. Наверно, там были большие сады.
'А может быть, кладбища. Подходящее место, — подумал Славка и тут же одернул себя: — Не распускайся!'
Он ступил на эту дорогу с твердой белесой землей, почти горячей от солнца. Белый блеск резал глаза. Даже небо теперь было не голубым, а светло-стальным и беспощадным.
От тяжести ныли руки и болели плечи. Славка осторожно перекладывал портфель из руки в руку, но ставить его на дорогу не решался. Не хотел лишних толчков. Портфель приходилось держать на отлете, чтобы жесткая нижняя кромка не чиркала по ноге и чтобы случайно не ударить коленом.
У Славки опять появилась мысль: спрятать портфель в укромном месте и сбегать за кем-нибудь. Но здесь, на дороге, сделать это было нельзя. Ни ямы, ни камня, ни заросшего травой кювета. Ровная твердая земля подходила прямо к белым стенам. У подножия стен росли кустики пыльной травы, но в них не спряталась бы даже улитка.
Дорога была как судьба: не избавишься от груза и никуда не убежишь. В каменных заборах — ни калитки, ни щели, ни выхода в переулок. Оставалось идти вперед, а что впереди — неизвестно. И путь казался бесконечным.
Тогда Славка стал думать, что все равно это кончится. Все равно он выйдет к обрыву и кинет снаряд в воду. И станет хорошо и спокойно. И он побежит к Тиму, чтобы скорее помириться. И Тим скажет: 'Ох и натерпелся я из-за тебя, Славка...'
А если не скажет?
Если обида у Тима такая, что он не захочет больше видеть Славку?
Но почему? Тим поймет! Он же справедливый. Он поступил бы так же, как Славка, если бы сам был капитаном.
А что сделал бы тогда Славка? Подчинился бы приказу?
'Я... я не знаю, — подумал Славка. — Да, я, наверно, подчинился бы. Но я извелся бы от страха, думая о Тиме. Я боялся бы сильнее, чем сейчас...'
'А он, думаешь, не боится? Думаешь, ему сейчас легко?'
'Но он меня простит, когда я вернусь...'
'Кто знает... Вот если наоборот, если не вернешься, тогда, конечно, простит. Потому что взрыв — это оправдание...'
При этой мысли Славке стало так жутко, как еще не было. Ему показалось, что все предугадано. С самого начала. С его приезда в Город. И разговоры об Андрюшке Илюхине, и находка на берегу, и эта дорога, с которой не свернешь, — все вело к одному.
'Что будет с мамой, если это случится?'
И мама будто появилась откуда-то и пошла рядом.
'Мама, ты прости. Что я мог сделать?'
А мама молчала и укоряюще смотрела на Славку.
И Славка вдруг сообразил, что надо сделать!
Надо осторожно вынуть снаряд и положить у стены. Кто-нибудь найдет? Пусть. Почему один Славка должен рисковать? Он унес эту страшную игрушку от ребят, он отмерил для себя свою долю риска. Пускай теперь кто-нибудь другой. Он не за себя боится, а за маму.
'У других тоже мамы...'
'Значит, я должен ходить по ниточке, а другие не должны?..'
'Сам взялся...'
'Но я не знал, что это так далеко. И так страшно... Я просто больше не могу'.
'Ладно, оставь снаряд... Тим не оставил бы...'
'Это несправедливо. Почему это случилось именно со мной? Я живу здесь всего месяц. Другие целую жизнь живут и ничего...'
'Значит, это не твой Город?'
— Будь ты проклят, гадина такая, — шепотом сказал снаряду Славка, уже не думая, что снаряд может отомстить.
И будто от этих слов дорога кончилась.