сто раз, когда вырастет.
А что заменит ему Город? Кто заменит Тима?
Поезд пошел. Резко загорелись лампы дневного света. Славка вышел в коридор. Здесь, напротив купе, окно было открыто. Славка встал на выступ отопления и прижался грудью к верхней кромке оконного стекла. Теплый-теплый воздух стал гладить его по лицу.
Поезд шел над ночными бухтами, в которых жил таинственной и неутомимой жизнью громадный Флот. Иногда пролетали мимо окна темные ветки, закрывали Город, а потом опять распаривалась перед Славкой бескрайняя россыпь огней. И в этом свете он различал скопление труб, кранов, мачт, сигнальных вышек. А над ними, по высоким берегам, тянулись высвеченные фонарями улицы. Славка разглядел свою школу...
'Даже документы не взяли, — подумал Славка. — Наверно, мама затребует по почте... А может быть, она успела сходить в школу?'
Да наплевать на документы! А что будет с Артемкой? Посмеются и выкинут на свалку? Или все же его отыщет и заберет себе Тим?
Раньше в самые трудные времена со Славкой был Артемка. Теперь нет и его. Никого нет. Ничего нет.
Поезд нырял в туннели, с натугой брал подъемы, а Город все не кончался. Он только уходил вниз и сейчас был виден, как с самолета...
— Славик, помоги мне разобрать постели, — позвала мама.
— Да подожди! — вырвалось у Славки. — Дай посмотреть последний раз!
Мама больше не окликала.
Потянулись темные деревья, заборы. Поезд сбавил ход. Остановился. Славка увидел белый домик с желтыми окнами и большой вывеской:
ЧЕРНАЯ РЕЧКА
Это все еще был Город. За станционным домиком, за деревьями дрожали в черной воде змеистые отражения огней. И совсем недалеко, на том берегу бухты, была база 'Винджаммер' с маленьким вертким 'Маугли', дремлющим у буйка.
Недалеко? За тысячи миль! Потому что все это уже не его, не Славки. Потому что завтра ничего этого не будет: ни пляшущей воды, ни теплого ветра, шумящего в каштанах, ни запаха моря. Будет мокрый снег за окнами, черные деревья и безрадостные дни...
'Граждане пассажиры! Поезд номер двадцать три прибыл на первый путь. Стоянка поезда четыре минуты. Будьте внимательны к сигналам отправления...'
— Какая духота! А? — Лысый Федор Николаевич остановился рядом со Славкой.
Что ему надо? Почему в самые горькие минуты рядом не те люди, которые нужны?
Почему дома не оказалось Тима? Он бы пришел. Он бы к поезду прибежал! Он бы крикнул еще издалека:
'Славка!'
'Тим! Ты пришел! Тим, не обижайся, я не хотел...'
'Да брось ты про это. Славка...'
'Тим, я не хочу уезжать! Но я не виноват! Тим, мы ведь все равно... мы одной крови, да?'
'Конечно, Славка! Навсегда!'
'Тим, я напишу!'
'Ты обязательно напиши. Славка! И я тоже! Слышишь, Славка? Слышишь, Славка?!'
'Слышишь меня. Славка?! Славка!'
— Славка-а-а!!
Кинувшись к выходу, он сбил с ног капитана третьего ранга и проводницу...
Четыре жизни Тимселя
Ученик пятого класса 'Б' общеобразовательной средней школы № 20 Тимофей Сель за одиннадцать лет и три с половиной месяца прожил четыре жизни.
Первая жизнь была самая длинная и обыкновенная. В нее вошли детский сад, три класса школы, все радости и огорчения, которые случаются с человеком в его первое десятилетие.
Вторая жизнь началась, когда дядя Саша, папин брат, усадил Тима на носу большой яхты Л-6 и дал ему в руки толстый капроновый трос.
— Держи стаксель-шкот, морячок...
Это была жизнь с мечтой о парусах.
Третья жизнь включала в себя один последний месяц, сентябрь. С того дня, когда появился Славка. У каждого человека начинается новая жизнь, когда среди множества приятелей и товарищей появляется единственный и самый нужный на свете друг.
Тим просыпался с радостью, что есть Славка. И засыпал с той же радостью. Каждый раз. Он, как праздника, ждал вечернего Славкиного звонка, а утром, как на праздник, бежал в школу: там будет Славка!
Эта жизнь кончилась сегодня днем.
Почему?
Потому что Тим оказался трусом. Да! Может быть, не все время он был таким, но в тот момент, когда Славка сказал 'приказываю', Тим трусил. Он обрадовался приказу. Тогда он себе в этом не признался, он гордо и обиженно ушел к яхте, сделал вид, что не может быть сильнее морского закона.
А на самом деле он не мог быть сильнее своего страха.
Он кидал Славке сдержанно-обидные слова, а в самой-самой глубине души таилась радость: не надо нести портфель. Можно, никого не предавая, уйти подальше от страшного места...
Это была недолгая радость. Когда 'Маугли' отошел от берега и Тим увидел, как Славка уходит по пустырю, в Тима ударил горячий залп стыда и страха. Стыд был за себя, а страх теперь — за Славку. Почему Тим в тот момент не повернул к берегу, не бросился за Славкой? Сам не знал. Он уже не думал об опасности для себя, но будто по инерции продолжал вести яхту к базе. Зато потом, едва закрепив цепь, он кинулся туда же, куда шел Славка, — к обрывам. Вскочил на автобус, идущий до Качаевки, потом бежал через кипарисовые посадки, через какие-то ямы с остатками колючей проволоки...
Славки не было на обрыве. Да и не могло еще быть: он же шел пешком. Идти встречать? Но куда? Славка мог выйти на берег любой тропинкой, любым переулком.
Тим сидел на краю бетонного орудийного гнезда и ждал. И каждую секунду боялся услышать раскатистый удар взрыва. Наверно, нет ничего страшнее такого томительного и беспомощного страха.
Взрыва не было. Но и Славки тоже не было. И когда прошла целая вечность (даже непонятно, почему ни разу не наступила ночь), Тим опять побежал к автобусной остановке, а оттуда приехал к базе.
И просидел у ворот еще одну вечность.
Потом он издалека увидел Славку: как он подходит к берегу, ополаскивает лицо...
Трудно рассказать, какое ликование поднялось в Тиме! Но поднялось и схлынуло. Потому что теперь, когда страх ушел, Тим опять подумал о себе. Вспомнил унизительную радость, которую испытал после Славкиного приказа. И понял, что больше они со Славкой не могут быть равными. Славка не дрогнул, держался до конца, а он, Тим, бросил его.
Да, бросил! Надо было наплевать на приказ. Надо было сказать: 'Пойдем по очереди, будем меняться. Один тащит, а другой идет поодаль, чтобы не зацепило, если взорвется...'
'Но я же тогда не подумал об этом!' — сказал себе Тим.
А Славка? Славка, наверно, подумал, но промолчал. Из благородства! Капитан!
