Последние слова он выкрикнул.
– Ну, хоть это слава богу, – отлегло у нее от сердца. И тут же осенила догадка. – Слушай, вы поссорились? Ну, конечно! Димка, вы в очередной раз поссорились, и Надя взбрыкнула. С тобой же без этого нельзя… – Она рассмеялась. – Ерунда. Найдется. Странно, конечно, что она мне не звонит. Вот только это, пожалуй, и странно. Сколько, ты говоришь, ее нет?
Вместо того чтобы ответить на этот вопрос, Грозовский отчужденно сказал про какие-то деньги. Будто вместе с Надеждой пропали двадцать тысяч евро – нет, это не он так считает, в агентстве так думают…
– Что?! – возмутилась Ольга. – Какие еще деньги?! Чушь! Какая подлая чушь! Никогда, слышишь, никогда я в эту мерзость не поверю!
Она нажала отбой и бросила трубку на пассажирское сиденье.
Ну, такого она от Димки не ожидала. Мало ли кто что говорит, он повторять вслух эту гадость не имеет права.
Ольга включила зажигание и опять слишком резко вывернула на проезжую часть, едва не зацепив несущуюся с мигалкой «Скорую помощь».
– Да погоди ты! – орал Грозовский в телефонную трубку, отвечающую короткими гудками. – А я что? Я, что ли, в эту мерзость верю?!
Он швырнул трубку рабочего телефона в угол, пробежался от стола к двери и обратно и шибанул кулаком в стеклянные дверцы шкафа. Стекло взорвалось и осколками осыпалось на пол.
– Где она?! Где?! – заорал Дима. – Надька!
Дверь открылась, на пороге возникла Дарья.
Она посмотрела на него – опять как-то странно – будто он был компьютером с зависшей программой, перезагрузка не помогала, и ничего с этим сделать нельзя.
На помойку такой компьютер. И программу туда же. Дарья развернулась и ушла.
Дима с удивлением посмотрел на свою окровавленную руку.
Откуда кровь?! И почему ему не больно?..
Наде казалось, что она пробыла без сознания сутки. Оказалось – пару минут.
Очнулась она на старом диване, застеленном клетчатым пледом, под головой – несвежая подушка, пахнущая дешевым шампунем.
«Если б не Димка-маленький, можно было бы помереть», – тоскливо подумала она.
– Ну, напугала ты нас, – улыбнулся Паша, сидевший на краю дивана со стаканом воды. – Как себя чувствуешь?
– Нормально. – Надя села и огляделась.
Комната была из «семидесятых» – советская стенка, потертый ковер на полу, хрусталь в серванте, портрет Сталина на стене, в правом углу – икона…
Совсем рядом – икона и Сталин. И не понять, кому молятся в этом доме. А ей и без разницы.
В комнату вошла краснолицая тетка, окинула ее оценивающим взглядом, словно прикидывая, чего ждать от этой гостьи.
– Слава богу, очухалась… Анна Степановна я. – Тетка тяжело вздохнула, словно поняв, что ничего хорошего от Нади ждать не придется.
– Мама моя, – пояснил Паша.
«Ясное дело, что не жена», – с раздражением подумала Надя и тоже представилась:
– Надежда.
– Знаю, – махнула рукой мамаша. – Живи пока здесь, раз податься некуда. Что ж мы, не люди…
– Мне на работу надо, – подскочил Паша. – А вы тут хозяйничайте!
Он с особым удовольствием произнес это слово – «хозяйничайте».
Паша ушел. Анна Степановна накормила Надю щами, приговаривая «вот бедолага» и не пытаясь выяснить, отчего же она «бедолага».
За щи, за отсутствие праздного любопытства, за крышу над головой, за возможность помыться и постирать вещи Надя была благодарна Анне Степановне. И тошно становилось от этой благодарности так, что выть хотелось. Или выругаться, чтобы чертям тошно стало…
Выстиранный брючный костюм Надя зашила, а вот с босоножками была беда – сломанный каблук болтался на честном слове, и ремешок совсем оторвался. Оценив масштабы бедствия, Паша достал с антресолей удочку.
– Хочешь сказать, что на мою обувь теперь рыба хорошо клевать будет? – усмехнулась Надя.
Но Паша срезал с удочки леску и в два счета закрепил ремешок с помощью шила. Каблук он прибил длинным крепким гвоздем, да так быстро и ловко, будто всю жизнь был заправским сапожником.
– Как же ты теперь рыбачить будешь? – вздохнула Надя. – Всю леску вон ободрал.
– Да ладно… Я уж и забыл, когда удочку в руки брал. На, примерь.
Надя надела босоножку, потопала ногой.
– Спасибо.
– Да вроде даже и не за что… Сам виноват, сам исправил, – широко улыбнулся Паша, показав маленькую щербинку в верхнем ряду белых зубов.
– Да уж… Вот бы все остальное так же…
Надя вдруг представила, как Паша – мастер на все руки – с помощью лески и шила штопает Димкину любовь к ней и чинит испортившиеся отношения с дядей Толей и тетей Зиной.
В прихожей хлопнула входная дверь, в комнату вошла Анна Степановна с полными сумками.
– Давайте я помогу, – кинулась к ней Надя.
Тошнотворная благодарность заставляла ее теперь упреждать каждый шаг Анны Степановны.
– Ну, помоги, помоги… Неси в кухню.
Надя пошла на кухню, но успела услышать разговор между Пашей и его матерью.
– Уважительная, – одобрила та поведение Нади. – А удочку зачем достал? На рыбалку, что ль, собрался?
– Да это я так… – промямлил Паша и, схватив удочку, понес ее к антресолям.
– Глянь-ка! – повысила обороты мать, вырвав у него удочку. – Всю снасть оборвал! Чего шил-то?
– Да вот… У Надежды ремешок на босоножке…
– От дурень! Одно лечишь, другое калечишь! Оно ж денег стоит!!
– Да ладно тебе…
– Все у тебя «ладно»!
Кипя от возмущения, Анна Степановна пошла на кухню.
Под ее строгим взглядом Надя помыла картошку и стала чистить.
– Погоди! Вот сюда очистки давай, сюда стряхивай… – командовала мамаша.
Да хоть за пазуху…
Надя выгребла очистки из раковины, бросила их в ведро и продолжила чистить картошку уже над ведром.
«Уважительная», – вспомнила она мамашины слова про себя.
А куда деваться?
Кров, еда, тепло нужны были не ей, а Димке-маленькому.
Лезгинку прикажут станцевать ради этого – да пожалуйста!
Она поставила на огонь сковородку и начала резать картошку брусочками.
– Паша любит, чтобы кружочками, – скомандовала его мать.
Да хоть звездочками…
Надя стала резать кружочками.
– И чтоб обязательно с лучком!..
Беспокойство росло, росло и росло, пока не превратилось в невыносимую тревогу. Ольга еще раз позвонила Диме, выслушала отчаянную речь о том, что она все не так поняла, что деньги, их пропажа, Надя и ее отсутствие никак не связаны, то есть связаны, но совсем не так, как все думают, то есть как думает Ольга, вернее, Дима думает так, только она ничего не поняла…
– Да погоди ты, – прервала этот бред Ольга. – Я сейчас съезжу в ту коммуналку… Ну да, да, где я