– Это ты не в себе, а не я! – с трудом выговорил Джейкоб, едва отдышавшись. – Я в жизни не встречал такой, как ты!

– Спасибо. – Санни снова закусила губу, но руки опустила вдоль корпуса. – Ты это заслужил, Джей-Ти. – Она замолчала; он медленно поднял голову и смерил ее долгим убийственным взглядом. – Ты пытался меня запугать!

Он вынужден был признать: да, вначале все так и было. Но потом он склонился к ней, ощутил аромат ее волос, попробовал на вкус нежные, шелковистые губы, и от желания напугать не осталось и следа. Ему захотелось соблазнить ее. Очень захотелось.

– Возненавидеть тебя нетрудно, – произнес он через некоторое время.

– Да, наверное. – Санни улыбнулась. Он пришел в себя быстрее, чем она ожидала. – А знаешь что? Мы ведь теперь в некотором смысле родственники… Кстати, я тебе верю. То есть верю, что ты – брат Кэла.

– Спасибо. – Джейкоб наконец разогнулся. – Большое спасибо.

– Пожалуйста. Так вот, раз уж мы с тобой в некотором роде родственники, может, заключим перемирие? Видишь ли, в чем дело: если снегопад не прекратится, нам придется прожить здесь еще несколько дней.

– Интересно, кто из нас теперь кого запугивает?

Санни рассмеялась и решила продемонстрировать ему свое расположение:

– Как говорится, карты на стол. Если мы с тобой снова подеремся, скоро мы оба будем с ног до головы в синяках. По-моему, дело того не стоит.

Ему надо подумать над ее предложением… крепко подумать.

– Если две трети ударов нанесу я, я не против.

– А ты, оказывается, крепкий орешек, Джей-Ти.

Так как Джейкоб не знал, хвалит она его или ругает, он промолчал.

– В общем, давай заключим перемирие – по крайней мере, до конца снегопада. Я больше тебя не ударю, а ты не пытайся меня поцеловать. Договорились?

То, что она его не ударит, – неплохо. И он тоже не будет пытаться ее поцеловать. Вот именно – не будет пытаться! Он ее просто поцелует, когда захочет.

– Договорились, – кивнул он.

– Вот и прекрасно. В честь перемирия выпьем еще пива и поедим попкорна. На кухне есть старая кукурузница; можно приготовить попкорн в камине.

– Санни!

Она остановилась на пороге со свечой в руке.

Несмотря ни на что, он невольно восхитился: свеча очень выгодно оттеняла ее задорную красоту.

– Я так и не решил, нравишься ты мне или нет.

– Ничего страшного. – Она улыбнулась. – Я про тебя тоже не решила.

Пусть она называла это простой жизнью. Пусть он называл это примитивной жизнью. Но в процессе приготовления на огне попкорна он нашел что-то утешительное, мирное и успокаивающее.

А она здорово натаскалась, отметил он, глядя, как ловко она встряхивает старомодным устройством, похожим на глубокую кастрюлю с длинной ручкой. От аппетитного запаха рот у него увлажнился; зерна подпрыгивали и взрывались. Он, конечно, мог представить себе процесс, в результате которого зерна превращаются в хрустящий белый попкорн, но куда интереснее оказалось просто наблюдать.

– Мы здесь всегда так готовили попкорн, – прошептала Санни, глядя в огонь. – Даже летом, когда изнемогали от жары. Мама или папа разжигали камин, а мы с Либби вырывали друг у друга кукурузницу. – При этом воспоминании губы у нее невольно растянулись в улыбке.

– Здесь ты была счастлива.

– Конечно! Может, я бы и дальше была счастлива здесь, но открыла для себя весь мир. А ты что думаешь о мире, Джей-Ти?

– О каком?

Смеясь, она еще раз встряхнула кукурузницу.

– Зря я спросила, ты ведь астро… как тебя там? Наверное, половину времени твоя голова пребывает в космосе.

– Да уж.

Санни села на пол по-турецки. Ее лицо освещалось отблесками пламени. Красивое лицо, правильные черты… Вот сейчас она наконец расслабилась. Видимо, всерьез относится к заключенному перемирию и произносит первое, что приходит в голову, – как будто они давние друзья.

Джейкоб попивал пиво и слушал, хотя почти ничего не знал ни о кино, ни о музыке, о которых говорила она. И о книгах тоже. Некоторые названия казались смутно знакомыми, но на чтение художественной литературы он тратил мало времени.

Исследуя жизнь в XX веке, он бегло прочел о бытовавших тогда развлечениях, но, конечно, полностью не освоил те сферы, в которых сейчас витала Санни.

– Ты что, не любишь кино? – спросила она наконец.

– Я этого не говорил.

– Ты не видел ни одного фильма из тех, о которых я упомянула! Ни одного популярного фильма за последние полтора года.

Интересно, подумал Джейкоб, что она скажет, если он ответит: последний видеообраз, который он успел посмотреть, снят в 2250 году.

– Просто я последнее время много работал в лаборатории.

Санни невольно пожалела его. Она ничего не имела против работы; иногда она и сама трудилась, не жалея сил, но предпочитала оставлять время и для отдыха.

– Что, крепко тебя прижали?

– Кто?

– Те, на кого ты работаешь. – Она держала устройство для приготовления попкорна обеими руками.

Джейкоб невольно улыбнулся: последние пять лет он сам себе хозяин и сам принимает на работу новых сотрудников.

– Нет, просто работа, которой я занимаюсь, поглощает все мое время.

– Чем же ты занимаешься?

Подумав, он решил, что правда не повредит. Более того, ему хотелось посмотреть, как она отреагирует.

– Путешествиями во времени.

Санни рассмеялась, но потом увидела выражение его лица и откашлялась.

– Ты не шутишь?

– Нет. – Он покосился на допотопную кукурузницу. – Кажется, сейчас сгорит.

– Ой! – Она выдернула кукурузницу из огня и поставила на решетку. – Ты правда занимаешься путешествиями во времени, как у Герберта Уэллса?

– Не совсем. – Джейкоб вытянул ноги; пламя приятно согревало подошвы. – Дело в том, что… грубо говоря, время и пространство относительны. Важно все рассчитать, воплотить теорию на практике.

– Ага… Е равно мц-квадрат… Нет, правда, Джей-Ти, ты серьезно хочешь путешествовать во времени? – Она тряхнула головой, очевидно озадаченная. – Как мистер Пибоди и Шерман в «Приключениях Рокки и Бульвинкля»?

– Кто?

– Да-а… Судя по всему, детство у тебя было трудное. Это мультик такой, неужели не знаешь? И там ученый пес…

Джейкоб поднял руку и прищурился; его глаза превратились в две зеленые щелочки.

– Пес – ученый?!

– В мультике, – терпеливо объяснила Санни. – Признайся, ведь у него был друг, мальчик Шерман. Да ладно, не важно, – добавила она, заметив, какое у него сделалось лицо. – Они меняли годы, в которые