Другое дело – Головацкий, и принцип связи профессора и интересов преступно ориентированных лиц мог стать и принципом расследования Кряжина. «Чем занимался Головацкий последнее время?» – вот вопрос, который волновал Желябина, и последнему казалось, что двоих его спутников этот вопрос как раз не волнует.

Понимая, что далее тянуть просто глупо, Кряжин рассадил всех, включая и Георгиева с Мацуковым, в номере, уже проветренном и начисто вымытом, и кратко раскрыл тему своего повествования.

– Вы спрашиваете меня – кто такой Головацкий и что могло в нем заинтересовать бандитов, последние двое суток слегка нарушающих покой жителей Холмска. – Сейчас его как раз никто не спрашивал, но таков уж был Кряжин. – И я вам отвечу, ибо вы не захватили меня врасплох. Но вначале я хочу спросить всех, кроме Сидельникова, потому что о нем я знаю все, – какое образование вы имеете, господа? Начнем с вас, Желябин.

Уже начинающий привыкать к выходкам советника начальник «убойного» отдела Холмского ГУВД поведал, что у него два высших образования, военное и юридическое. Сказал, что окончил омское высшее военное общевойсковое командное училище и юридический факультет Томского государственного университета, однако совершенно не понимает, какое отношение к делу это имеет.

– Не беда, что не понимаете, – успокоил его следователь.

Мацуков, тот загружался по юридической специальности в Свердловском юридическом институте, когда Свердловск был еще не Екатеринбургом, а слово «институт» не так позорно. Сейчас на Урале Екатеринбургский университет, но на образованности новых следователей это никак не сказалось.

С Георгиевым все было просто. Он учится на юрфаке челябинского вуза, но перед этим закончил два курса электротехнического университета. Через два года понял, что призвание его не усовершенствовать двигатели летательных аппаратов, а искать по белу свету преступный элемент, и перевелся, пока еще не зашел в познаниях слишком глубоко.

– Стало быть, до специфического курса лекций о сопротивлении материалов вы не дошли. – Советник глупо (как показалось Желябину) рассмеялся и стал прикуривать очередную сигарету. – Но я, человек любопытный не по своей воле, а в силу должностных обязанностей, был вынужден заняться тем, что не перевариваю со студенческой скамьи. Вы спрашивали меня, майор, есть ли у меня медицинское образование. И я еще раз отвечаю вам – нет. Нет и аграрного, однако теперь я с первого взгляда отличаю мягкие сорта пшеницы от твердых и даже в состоянии определить процент клейковины. Так что, если выгонят из Генпрокуратуры, отправлюсь агрономом в Гурьяново и, смею вас заверить, подсижу отмороженного Сидельниковым Семена Семеновича за два месяца.

Еще я ориентируюсь на рынке ценных бумаг. Так что, если грянет гром и мой фрегат под звездами советника юстиции даст течь, буду торговать акциями.

Так вот, после того, что я сказал выше, никто, надеюсь, не заподозрит меня в том, что я совершенно ничего не понимаю в тугоплавкости металлов и создании сверхпрочных материалов?..

После «высвобождения эцетилхолина в синапсах нервных клеток» Желябин был готов поверить во что угодно. Георгиев не верил во всезнание Кряжина, но он верил своему начальнику, а потому, когда увидел лицо его, полное понимания, смирился. Мацукову, тому, казалось, было все равно. Он понимал, что на этот раз играет роль «поди принеси», а потому не старался что-то понять. Разбирательства и выстраивание версий здесь – прерогатива «важняка» из Москвы, а тот обязательно когда-нибудь сделает что-то не так, как об этом вслух заявит следователь из провинции. Поверят все, конечно, московскому гостю, который скоро уедет, а Мацукову оставаться тут, как ему казалось, уже навсегда. И продолжать службу в Холмске в роли прокурорского работника, оплеванного вышестоящей прокуратурой, ему не улыбалось. А поэтому, если Кряжин разбирается во всем, то это его дело. Обвинительное заключение по материалам расследования, в конце концов, ему выносить, а не Мацукову.

– Я вам расскажу, – пообещал советник, подставляя гостиничный стакан под чайник в руке Сидельникова. – Прочные материалы, встречающиеся на пути человека, подразделяются на две группы: естественного происхождения и созданные искусственным путем. Вольфрам, скажем, один из самых твердых неэластичных металлов. У него самая высокая точка плавления среди всех металлов, и, казалось бы, ему прямая дорога в космическую промышленность – что может быть лучше для изготовления сопла космического спутника!

Увы, мои необразованные коллеги. Вольфрам настолько тяжел, что для подъема спутника на орбиту пришлось бы выдумывать топливо, занимающее в десять раз меньше места в баках. Тришкин кафтан. И человеческий мозг, занятый получением заработной платы в учреждениях, находящихся в ведении космических ведомств, начинает создавать новый материал.

Материал, предполагаемый для последующего использования, должен быть чрезвычайно легким, необыкновенно твердым и с самой высокой точкой плавления. Он также не должен быть дорогим и трудоемким в изготовлении. И тогда ему прямая дорога в космическую промышленную отрасль страны, а его изобретателю… Я не забыл сказать, что автор нового материала становится лауреатом Государственной премии, иногда – лауреатом премии Нобелевской?.. Забыл. Каюсь. Материал регистрируется как изобретение, и с этого момента его создателю капают проценты за использование. Но иногда автору предлагают условия, от которых он просто не в силах отказаться. Вот вы, Георгиев, в своем техническом вузе не дошли до теории сопротивления материалов, а некоторые, выбирая второе высшее учебное заведение, не успев закончить первое, не доходят до основ российского уголовного законодательства.

Советник отхлебнул чая, осветленного лимоном.

– Так вот, выгодное это дело, мои дорогие неучи, железо ковать. Главное, твердо знать ответы на вопросы – для чего, за сколько и кому! Головацкий правильно ответил на первые два, – коротко пояснил «важняк». – На третьем он срубился.

Услышав это, Желябин округлил глаза. Поверить в то, что некогда бескорыстный профессор стал ловкачом, ему было трудно.

И что получается?.. Головацкий изобрел что-то, за что его?..

– Физик не может работать один, да еще и на дому. Нужна лаборатория, препараты, ингредиенты, опытные приборы, словом, то, что стоит сумасшедших денег, но всегда оправдывается результатом. Таков наш ученый люд. Ему что ни дай, он из него обязательно стратегическое сырье сделает. Головацкий имел лабораторию в Москве… – Заметив выражение лица местного представителя надзирающего органа, Кряжин пожевал губами. – Вам, Мацуков, знакомо это название – Москва? Вы ездите в командировки? Москва – это столица нашей родины, расположенная в Московской области, в центре улицы Тверской. Вы сидите, и у вас такой вид при этом, словно я рассказываю вам об античной драме. Между тем я пытаюсь донести до вас факт того, что уважаемый в Холмске, России и за ее пределами профессор Головацкий создал материал, за предъявление которого ему светила премия Альфреда Нобеля плюс прогрессивка на службе.

Окружение следователя Генпрокуратуры молчало, уже догадываясь о том, за что могут перерезать горло перспективному нобелевскому лауреату.

– Я, простите, в замешательстве… – выдавил Мацуков, отстраненный вид которого ничуть не мешал ему понимать сказанное. – Нобелевская премия, я слышал, больше миллиона долларов… Но я ни разу не слышал, чтобы за нобелевскими лауреатами так гонялись еще до получения ими оной… Я что-то… в замешательстве.

– Вы бы не находились в нем, – саркастически надавил советник, – если бы понимали то, о чем я говорил в самом начале! Вы сейчас сидите и рассуждаете следующим образом: зачем Головацкий, вместо того чтобы ехать в Стокгольм и получать полтора миллиона долларов, метнулся со своим изобретением в замшелый Холмск?

За «замшелый Холмск» никто из аборигенов не обиделся. Их действительно заинтересовала проблема Головацкого именно в том контексте, который представил им для обозрения советник.

– Тогда я объясняю! Некоторым профессорам не нужен миллион долларов! Как и полтора, кстати. Им не нужна слава в Стокгольме и демонстрация процесса награждения на Российском телевидении! Как не нужна перспектива быть востребованным после этого и возможность возглавить любой НИИ по своему усмотрению! Профессорам, подобным Головацкому, ничего этого не нужно!

– Как так? – выдохнул Георгиев. – А… что им нужно?

– Им нужно тридцать миллионов долларов, предлагаемых в качестве отступных за передаваемый изобретенный материал. Вообще, по мировым меркам, кусок этой железяки в качестве образца стоит на