– Я все пытаюсь объяснить тебе суть нашей работы, Игорь. – Кряжин сидел за рулем «Волги», давая возможность Сидельникову, не выпускавшему руль из рук все эти дни, отдохнуть. – Да то времени не хватает, то спать хочется. Возьми мою папку. – Выждав, пока муровец перегнется и заберет с заднего сиденья раздутую, как саквояж, хранительницу секретов, он кивнул на нее головой. – Открой. Там, у самой стенки… Нет, с другой стороны… Да, здесь. Найди целлофановую папочку, в которой один- единственный лист. Нашел?… Прочитай.

Сидельников положил лист на колени и впился в текст глазами.

«Любите справедливость, судьи земли, право мыслить о Господе, и в простоте сердца ищите его. Неправые умствования отдаляют от Бога, и испытание силы Его обличает безумных. В лукавую душу не войдет премудрость и не будет обитать в теле, порабощенном греху. Ибо святой Дух премудрости удалится от лукавства, и уклонится от неразумных умствований, и стыдится приближающейся неправды.

Человеколюбивый дух – премудрость, но не оставит безнаказанным богохульствующего устами, потому что Бог есть свидетель внутренних чувств его и истинный зритель сердца его.

И так хранитесь от бесполезного ропота и берегитесь от злоречия языка, ибо и тайное слово не пройдет даром, а клевещущие уста убивают душу.

Упражнение в нечестии помрачает доброе, и волнение похоти развращает ум незлобивый.

Подлинно суетны по природе все люди. Пленяясь красотою, вы должны познать, сколько лучше вас Господь, ибо Он, Виновник красоты, создал вас».

– Это завещание Соломона судьям из его Книги Премудрости. – Перед МКАД советник начал сбрасывать скорость. – Представляешь, каково должно приходиться судьям? А про нас в книге Соломона места не нашлось. Мы – что?..

Посмотрев на Сидельникова усталым взглядом, он сказал:

– Нам всего лишь нужно найти его, с неправыми умствованиями, и отдать тем, кто, пленяясь красотой, должен познать, насколько господь лучше их. Найти… Среди ста сорока пяти миллионов у нас и пяти миллиардов на планете. Вот и вся суть, капитан.

Больше они не разговаривали. Лишь у ворот пятнадцатиэтажного дома с литерой «а» на Большой Дмитровке советник вынул ключ из замка зажигания и сказал хриплым от долгого молчания голосом:

– Когда я подошел к Кириллу и взял его за руку, в ней отсчитывал ход времени секундомер. Отрезок его жизни и смерти, длиною в один час сорок минут и пятьдесят две секунды. Я отключил его и посмотрел на свои часы. Отнял от имеющегося времени отрезок времени Желябина и получил четыре часа и тридцать две минуты. Еще во время первого посещения вашей дежурной части ГУВД я заметил, что часы на стене отстают на одну минуту. Значит, в тот момент, когда Кирилл стал испытывать тревогу и машинально включил отцовский секундомер, эти часы, совмещенные с камерой слежения, установленной на улице, показывали четыре часа и тридцать одну минуту.

Когда я просматривал пленку, я увидел, что, когда Мацуков входил в здание управления, часы в углу кадра, а значит, и на стене дежурного помещения, показывали 16:27:12. От входа до двери кабинета Георгиева – полторы минуты пешего хода. Еще полторы минуты у Мацукова ушло на открывание замка. И ровно в 16:31 с секундами майор Желябин услышал за стенкой шум, который вызвал у него страх. Он нажал на кнопку секундомера, с которым никогда не расставался, и пошел навстречу своей смерти.

Кряжин посмотрел сквозь стекло на бронзовую табличку у входа и сказал:

– Но это не доказательство для суда, верно? Все другое – факты, а это… Чего стоит привычка человека, вживленная в него его мудрым отцом? Это ни для кого не факт. Только для меня. Потому что я точно знаю, что бог есть главный свидетель истинных чувств наших.