В городе Холмске еще с незапамятных советских времен трудился профессор Головацкий. Сначала он работал в школе, преподавателем физики, а когда стало ясно, что объем его знаний давно выпирает за рамки школьной программы, он стал преподавать в университете. Но поскольку Головацкий относился к той категории людей, которые никогда не зацикливаются на достигнутом, профессор (а он уже был к тому времени профессором) ушел из университета. Интерес к нему проявили сразу несколько ведущих НИИ столицы. Так Головацкий стал москвичом.
В жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, когда ему приходится выбирать, какой дорогой следовать. С разными людьми это происходит по-разному. Как известно, все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать. И к Головацкому это пришло в пятьдесят четыре года. Ровно три месяца назад Следственному управлению Генеральной прокуратуры из оперативной информации МУРа стало известно, что профессор Головацкий, руководитель одного из отделов НИИ, специализирующегося на создании технологий для космической промышленности, близок к получению материала, еще неизвестного науке. Он в несколько раз легче алюминия, в десять раз тверже тантала и во столько же крат менее подвержен воздействию высокой температуры, чем вольфрам. Чтобы было понятно, я опишу его возможности так: карандашом с грифелем из материала Головацкого можно вырезать на алмазе узоры, находясь внутри доменной печи. С доменной печью я, конечно, сплоховал. Просто мне образование не позволяет избрать в качестве примера что-то во сто крат более мощное, чем доменная печь.
И ровно два месяца и одну неделю назад оперативный сотрудник МУРа, внедренный под прикрытием в качестве одного из сотрудников НИИ, информирует свое руководство о том, что материал получен.
И в этот же момент из Федеральной службы безопасности приходит информация о том, что профессор Головацкий вступил в контакт с лицами из-за рубежа с целью реализации им своей программы по получению продукта.
В результате совместных действий МУРа и ФСБ программа была мгновенно заблокирована, лица, входящие в команду Головацкого, взяты под контроль, а данные о получении материала изъяты из базы данных НИИ.
Но ФСБ допускает ошибку. Вместо того чтобы вывести Головацкого из схемы отработки воздействия на него лиц из-за границы, они решаются на оперативную игру с участием Головацкого, но без уведомления его об этом. Программа производства продукта изъята, но вместе с профессором из НИИ исчезает образец самого продукта…
Георгиев покосился на брусок металла, лежащий возле урны у входа, и поиграл желваками.
– Итак, профессор Головацкий исчезает, но ему неведомо, что в контейнере, где содержался образец металла, находится уже не продукт, им полученный, а почти аналогичный по размеру и удельному весу алюминий. Это последнее, что смог сделать МУР в лице своего внедренного сотрудника, и участие в операции принимал капитан Сидельников, чьи шаги я сейчас слышу в коридоре…
Муровец вошел, посмотрел на предмет под ногами, поднял его и, подтверждая все только что сказанное Кряжиным, бросил в урну.
– И с этого момента начинается игра, организатором и руководителем которой являюсь я. Нетрудно понять, почему следствие по данному делу – факту кражи металла из секретной лаборатории – поручено именно следователю из Генеральной прокуратуры?
– Похищен, как я понял, кусок алюминия, – заметил Мацуков.
– Конечно, – улыбнулся Кряжин. – Но кто об этом знает, кроме МУРа, ФСБ и Генпрокуратуры? Фальсификация, скажете вы? Да, это фальсификация. Многие руководители самых высоких судебных органов страны говорят, что нельзя подменять закон «высшими целями», однако и они, и другие делают именно это. Профессор сбежал, факта кражи нет – вот что есть на самом деле. И нет видимых причин заниматься этой ерундой прокуратуре, тем паче Генеральной. На самом же деле пройдет еще полгода, и Головацкий воскреснет в Париже, Лондоне или Нью-Йорке, и мир заговорит о нем как о человеке, подарившем Франции, Англии или Америке сверхпрочный материал, позволяющий отныне по-другому смотреть на космос: из окна своей кухни.
Каково? Может страна позволить себе такую вольность?
Не зная о том, что в контейнере подлог, Головацкий возвращается в Холмск, город, где провел молодость и откуда решил начать свой долгий путь к славе и достатку.
Капитан Сидельников, за две недели до возвращения Головацкого в Холмск, получает информацию о том, что именно в этом городе у профессора назначена встреча с одним из представителей российской стороны, желающей подзаработать на этом немного денег. Кто придет и где будет встреча, МУРу неизвестно. Единственное, чем располагает сыск, – это точное знание одной, не очень приятной вещи: в Холмске среди представителей правоохранительных органов существует человек, действующий на стороне лиц, прибывающих для переговоров.
Кто этот человек и какую именно правоохранительную структуру представляет, ни мне, ни оперативным сотрудникам МУРа не было известно.
Сейчас я знаю имя этого человека, – сказал Кряжин, пробегая глазами присутствующих, не исключая и Сидельникова, – и структуру, которую он представляет в свободное от совершения преступлений время.
Информацию о поездке профессора в Холмск и о сотруднике мы получаем запоздало, быть может, это и явилось причиной кончины профессора. Ясно другое: встреча с Головацким должна состояться не для обсуждения тонкостей обмена металла на деньги, а для отъема оного с последующим убийством совершенно ненужного свидетеля.
Информацию о том, что Головацкий убывает в Холмск, я получил за два часа двадцать пять минут до получения информации о том, что он убит.
И что я вижу, прибывая на квартиру в доме на улице Столетова?
Для меня становятся очевидными два факта.
Профессора не намеревались убивать на его квартире, во-первых. В противном случае ему не нужно было бы ломать пальцы, выпытывая информацию о местонахождении контейнера таким непригодным для этого предметом, как канделябр. И человек, желающий прикончить профессора, не мог прийти с пустыми руками: надежды на то, что в пустующем доме найдется пригодное для этой цели оружие, мало. А резали Головацкого, как ясно всем, кухонным ножом из столового набора.
Ну, и второе: тайна места встречи Головацкого крылась в его обуви, которую убийца унес с собой, выложив напоказ демисезонные ботинки доктора физико-математических наук Безобразова – истинного владельца этой квартиры. Если кто-то не заметил, то я поясню. Размер ноги Головацкого – не больше сорок второго, на улице зима, а потому я, даже не представляя Безобразова, могу сказать, что ботинки – его. Это все, что нашлось в квартире. Я заметил в нише еще летние туфли сорок четвертого размера, но это было бы уже слишком. Ботинки на ноги Головацкому надевать было опасно, так как при любом развороте тела при осмотре трупа – а это мог знать человек именно из силовой структуры – они могли соскочить, доказывая подлог.
Я хочу, чтобы вы поняли сейчас то, что понял я тогда, – Головацкий был убит сотрудником, о котором я вел речь выше. Тем самым, не совсем законопослушным.
Тайна исчезнувших ботинок открылась мне сразу, едва я побывал в 7-м микрорайоне, именуемом у вас «Полтинником». Ввиду особой опасности района в него не заезжает уборочная техника, и не работает ЖЭУ, а потому зола из домов выносится и вываливается прямо на дорогу. Я пробыл на «Полтиннике» всего час, но по возвращении в город подошвы моей обуви, как я ни старался обходить кучи, были забиты золой и шлаком. Свидетельства этой прогулки до сих пор на месте. Не верите?
Кряжин выставил перед собой подошву и попросил остальных сделать то же самое. Никто, конечно, задирать ноги не стал, потому что и без того было ясно, что Кряжин прав.
– А что сделает грамотный следователь при обнаружении трупа, одетого в верхнюю одежду? Начнет выяснять места его пребывания и в том числе изучать обувь.
Значит, туфли с ноги профессора снимал тот, кто знал, что тот был на «Полтиннике», нетрудно предположить, что это и был убийца. А поскольку последующие действия свидетельствуют о поступках узкопрофессиональной направленности – я говорю о подмене обуви, – получается, что на встречу с профессором в 7-й микрорайон ездил тот же, кто и убил его. Тот, кто подменил обувь, – сотрудник
